руки стареньким, но чистым полотенцем, я молча недоумевала. Других инвалидов в семье нет, так о чем спрашивать?
Идя вслед за хозяйкой по вытоптанной ковровой дорожке, я привычно обращалась в зрение и слух. Что-то не так. Последний раз такого не было… Она светится от нескрываемой радости.
Хозяйка постучала в обшарпанную дверь и спросила:
– Марик, к тебе можно?
Выдержала крошечную паузу и продолжила:
– Тут по делу пришли, из поликлиники. Ты не занят?
Ещё пауза, достаточная для короткого ответа, и она открыла передо мной дверь в небольшую комнату, чем-то похожую на мою собственную – наверно, все полуподвалы похожи один на другой. Но здесь стена от пола до потолка оклеена постерами с Гарри Поттером во всех видах – ещё кое- что новенькое. А вот и Дэниел Рэдклифф собственной персоной, белозубо улыбающийся на фоне цветущей живой изгороди и голубого неба – старая добрая Англия…
– О, вы ремонт сделали.
– Да, Марик попросил. Гарри Поттер – его кумир. Марик прочел все книги, а сейчас учит английский, чтобы читать их в оригинале – перевод такой плохой, вы знаете. Он хочет вступить в фан-клуб этого актера, я забыла…
– Рэдклиффа.
Каждое её слово отдавалось в голове тревожным набатом. Держи себя в руках, контролируй мимику и интонации. Доброжелательная заинтересованность, сопереживание… Дыхание ровное, уголки губ чуть приподняты, тембр голоса ниже…
– Да-да, конечно! Марик будет с ним переписываться, он отвечает на письма. Только Марик ещё не выбрал, в какой клуб вступить, их много, а он такой общительный…Он так восхищается Рэдклиффом: мальчик всего добился сам, вы знаете, начал сниматься в десять лет, а сейчас уже мультимиллионер и знаменит на весь мир. Марик хочет быть таким же. Вот увидите, он всего добьется.
На подоконнике лежала обложкой вверх раскрытая книга – «Гарри Поттер и философский камень». Хозяйка перехватила мой взгляд.
– Я иногда читаю Марику вслух, когда у него глаза устают. Вот сейчас тоже…
– Добрый день, Марк! – сказала я, подходя к кровати.
Марк был всё такой же: огромная голова с непропорционально большим мозговым черепом, крохотное личико, глядящие в пространство глаза. За свои почти шестнадцать лет он не произнес ни одного осмысленного не то что слова – звука. Не сделал ни одного шага, не поднес ложки ко рту. Памперсы появились не так давно, да и стоят они порядочно. У Марка нет братьев и сестер, потому что мать не может его оставить больше, чем на полчаса. После декретного отпуска она не проработала ни одного дня – и никогда не отдыхала. Все её время поглощает Марк. А уход за таким больным – пожизненная каторга.
Я окликнула Марка по имени, повертела перед его лицом плюшевой собачкой, которая уютно устроилась рядом с подушкой. Никакой реакции. Взгляд темных глаз всё так же устремлен в потолок, а взгляд хозяйки фиксирует каждое мое движение.
– У вас были погремушки, можно мне одну? – обратилась я к ней, всей кожей ощущая нарастающее напряжение.
– Я все выбросила, вот только собачку оставила, на память. Марик вырос из этого,