о том, есть ли жизнь еще где-нибудь в космосе, кроме нашей планеты, вполне правомерен. Уже одна мысль о том, что таких звезд, как наше Солнце, во Вселенной бесчисленное множество, и вокруг них могут, как и вокруг нашей звезды, вращаться планеты (а наличие планет у некоторых звезд – установленный факт), дает основание предположить о возможности жизни еще где-то помимо Земли. Более того, даже относительно Солнечной системы, в космических масштабах просто крошечной и в значительной мере доступной современному человеку для исследований, нет пока достаточной информации, чтобы утверждать о наличии или отсутствии каких бы то ни было форм жизни. Такая задача не может быть решена только умозрительным путем и потребует экспериментальных исследований. Судя же по темпам роста научно-технических возможностей человека, вопрос о наличии или отсутствии жизни в Солнечной системе, помимо Земли, может получить решение уже в обозримом будущем. Однако по поводу всего мироздания (в силу его бесконечности для человеческого познания) он остается и в видимой перспективе будет оставаться открытым. И это пока все, что можно сказать сегодня по данному поводу. К тому же нет никаких оснований утверждать, что жизнь вообще может существовать таким и только таким способом, каким она проявляется на Земле и воспринимается, осознается разумными существами.
Что же вытекает из этой, по словам Гегеля, «дурной бесконечности» в рассуждениях о том, есть ли жизнь во Вселенной, нет ли жизни во Вселенной, и откуда произошла та жизнь, частью которой мы сами являемся? Когда наука оказывается бессильной дать точные или хотя бы достаточно определенные ответы на такого рода вопросы, мы вправе рассчитывать на философию, которая, формулируя основные мировоззренческие принципы, расширяет границы нашего ви́дения мира и поддерживает нас в стремлении лучше узнать как его, так и нас самих в нем.
Рассуждая над сверхтрудными задачами, одной из которых является проблема возникновения жизни, мы можем проявить как излишний оптимизм и самоуверенность в способности установить истину, так и впасть в уныние перед сложностью проблемы. Лучшей же в такой ситуации, по всей видимости, является позиция, сформулированная в начале нашего века видным представителем американского прагматизма Уильямом Джемсом (1842–1910), по образному выражению которого «мы стоим в горном проходе, среди снегов и вихрей, окутанные туманом, сквозь который иногда открывается вид на тропинки, быть может ненадежные. Если мы будем стоять без движения, мы рискуем замерзнуть; если мы выберем ложный путь, мы можем разбиться насмерть; мы даже не знаем наверное, есть ли истинный путь? Что же нам делать? Не терять присутствия духа! Действовать, надеясь, что все к лучшему, а там будь что будет!» (Джемс У. Зависимость веры от воли. СПб., 1904. С. 35).
Если мы перед лицом бесконечности и неимоверной сложности решаемой задачи предпочтем апатии и бездействию этот принцип, а мистике и слепой вере – доводы разума и научный