в пору грядущих перемен. Каждый хотел усидеть на своем месте, а при благоприятном случае – подняться на ступеньку выше.
Учеба в школе невольниц почти совсем прекратилась. Чуть ли не ежедневно сюда наведывались знатные люди и богатые купцы, для которых выставляли на обозрение весь «товар» – во всевозможных одеждах, а порой и полуобнаженными. Однажды Настусю чуть не купил какой-то анатолийский паша, но сделка не состоялась из-за слишком высокой цены, а генуэзец не пожелал уступить ни гроша.
Не прекращались уроки только в «женской школе». Науку обольщения вколачивали в невольниц с еще большим усердием, чем обычно. И еще учили одеваться со вкусом, правильно подбирать цвета нарядов, украшать покои, складывать, как должно, кашмирские шали и дорогие покрывала из Мосула и Дамаска. Обращение с невольницами стало необыкновенно суровым: за малейшую ошибку били палками, закутывая тело в плотную ткань, чтобы ненароком не поранить. Кормить стали обильно, как никогда.
Среди всей этой суеты, когда жизнь каждой из них в любую минуту могла измениться к худшему, без особого шума решилась судьба молодой польской шляхтянки. Ее уже одевали для «смотрин», а подруги почти безучастно следили за этой процедурой. Все уже знали, что снова приехал старый паша.
На прощание Настуся шепнула девушке в утешение:
– Не бойся! Он покупает тебя не для себя, а в дар кому-то другому. Может, достанешься молодому мужчине…
– Ох, нет, – ответила несчастная. – Паша этот уже одной ногой в могиле и ни в чьей милости не нуждается. Для себя он меня присмотрел, и кто знает, сколько еще проживет!
Тут появились и армянин, и старый купец Ибрагим вместе с генуэзцем – еще раз напомнить невольнице, чтобы старалась, как учили, понравиться богатому паше.
– Иначе худо придется тебе, – добавили они в один голос, чтобы запугать остальных девушек.
Полька, памятуя прежние издевательства и побои, точас выпрямилась, вскинула голову и принялась бросать сквозь слезы призывные взгляды и двигаться так, как ее учили. А уже через час она ехала к пристани в крытой повозке вместе с полуживым старым турком в качестве его собственности.
Настуся проводила свою землячку сочувственным взглядом, так как и сама не знала, что может случиться с ней самой уже завтра.
– Бедная Ванда, – шепнула она своей приятельнице Кларе. – Ведь у нее на родине остался муж!
Клара не ответила ни слова – до того она была взволнована и встревожена.
Их – ее и Настусю – назначили в одну партию, и не известно было, что еще им предстоит…
Генуэзец, Ибрагим и армянин расхаживали по саду, о чем-то советуясь. Невольницы, затаив дыхание, следили из окон за каждым их движением, ловили каждую перемену в выражениях лиц. Знали, что именно сейчас торговцы решают их судьбу, но на таком расстоянии нельзя было разобрать ни слова.
Еще накануне вечером им сообщили, что завтра