столько не даст. Были бы у меня такие личные средства, я бы тебе отдал все до копейки, но для меня миллион – то же, что миллиард. Я сам в долгах – поездки, встречи, мне на это не хватает даже депутатской зарплаты. Перебиваюсь, перезанимаю, чтобы хоть как-то прожить. Когда-нибудь я приглашу тебя в гости, и ты увидишь, как я аскетично живу… Кстати, аккумуляторы у тебя ионно-литиевые наверняка, только большие.
– Сейчас уже есть иные технологии. А ионно-литиевые для твоего мобильника или ноутбука хороши. Да ладно, не бери в голову… Нет так нет.
– Я и в самом деле хотел помочь, но увы…
Народный избранник посмотрел на Топтунову, и та приняла сигнал:
– Что это вы такие не компанейские? – возмутилась она. – Прекрасные девушки ждут от вас комплиментов и восхищения, а вы о какой-то ерунде говорите.
Пышкин встрепенулся:
– И в самом деле! Зря время тратим, когда рядом такая красота!
Он посмотрел на Ирину, и та сделала ему навстречу движение грудью.
– Кстати, – вспомнил депутат, – а как там ваша банька? Давай-ка ее затопим, а потом посидим там все вместе.
– Мы с Леной вчера уже помылись, – ответил Зворыкин, – но если вы хотите…
– Да-а, – одновременно выдохнули Пышкин и Топтунова.
Народный избранник вышел за калитку, приблизился к своему автомобилю, возле которого любовался небом его шофер – худосочный человек в светлом льняном костюме. Пышкин что-то сказал ему, после чего похожий на офисного клерка водитель вернулся за руль. Сверкающий «Ауди» укатил, а Пышкин вернулся в шатер.
– Да-а, – произнес он, глядя на Топтунову, – завидую я вам: живете вот так, отдыхаете, а я тружусь, тружусь на благо неизвестно кого, и спасибо по вечерам мне никто не говорит.
Гости сходили в баньку, откуда вернулись поздно и сразу отправились на второй этаж, где их ждала постель. Кровать, на беду хозяев, оказалась скрипучей. Да и Топтунова вскрикивала ненатурально громко. Лена с мужем лежали в комнатке на первом этаже на разложенном диванчике, в той же комнате спал на тахте сын Петька. Спал он обычно крепко, но все равно Лена переживала, потому что Топтунова в порыве страсти иногда выкрикивала не совсем приличные слова. Да и Пышкин пыхтел слишком истово – так, словно ему предложили принять участие в детской игре и попросили изображать паровоз.
Кровать ритмично постукивала ножками; с потолка доносилось: скрип-стук, скрип-стук, скрип-стук, скрип-стук…
– Ой, ой, ой, ой, ой!.. – вскрикивала Топтунова.
– Ых, ых, ых, ых, ых… – с напряжением пыхтел народный избранник.
– О-о-о-о-о! – подавала сигнал школьная подруга.
– А-а-а-а-а! – гудел измученный паровоз.
Потом наступало молчание, прерываемое хихиканьем Ирины.
Лена лежала молча, надеясь, что наверху скоро все закончится. Рядом молчал муж, и он тоже не спал.
– О чем ты думаешь? –