почти незаметно. Зато какая сила! И послушный.
Майор обернулся ко мне:
– Как ваше мнение, товарищ врач?
– Пожалуй, надо оставить.
Иван Агапович разволновался:
– Да что вы!.. Наш доктор его своими руками вылечил. Ему и дать Сокола. Пусть ездит. Такой конь нигде не подве дет. Он у меня ни огня, ни воды не боится.
Мы решили Сокола взять. Взяли и своего донора – Воронка. «На фронте он понадобится больше, чем здесь…» – подумал я. Только кличка у него была какая-то странная – Воронок. По масти он был совершенно белый. Видно, кто-то в шутку так назвал его.
На третий день мобилизации мы грузились в вагоны.
Михаил Владимиров был со мной. Его зачислили в ту же часть, куда я был назначен старшим ветврачом. Мы очень довольны были. Хорошо с друзьями быть вместе. Особенно на фронте.
При прощании Иван Агапович обнял сына и вдруг часто-часто заморгал, будто пыль в глаза попала и они омылись слезами.
– Ну вот… Едешь, значит, на фронт… Вырос. Смотри у меня, работай как надо. И сердцем крепись. Не робей.
Обнялись мы с Иваном Агаповичем.
– Поблажки моему Мишке не давай. И побереги его.
Он ведь один у меня.
Когда же воинский эшелон тронулся, Иван Агапович крикнул нам вслед:
– И Сокола моего берегите! Он не подведё-от!
Поезд набирал скорость и вез нас на запад, где уже шла страшная битва. Из открытой двери теплушки мы долго смотрели на родное село, пока оно совсем не затуманилось струйчатым, зыбким маревом.
Боевое крещение Миши и Воронка
Выгрузившись на железнодорожном разъезде Коробе́ц, наша часть заняла оборону восточнее Смоленска, под Ельней. Враг стремился прорваться к столице, но артиллерия гро мила его так, что он голову не смел высунуть из своих зем ляных укрытий. Зато их авиация не давала нам покоя: «мессершмитты» гонялись даже за отдельными всадниками и пешеходами.
Однажды, по моему поручению, ветфельдшер Владимиров поехал в саперный батальон, чтобы эвакуировать оттуда раненых лошадей. Уехал он на Воронке ранним утром, а к вечеру должен был вернуться.
Близился вечер. Вышел я из землянки и на небо посмотрел. Солнце горело на закате – большое, красное. В стороне с гулом и ревом летела стая «юнкерсов» и где-то высоко-высоко в сизой дымке звенели моторами «мессершмитты». Ухали, гудели наши пушки.
Приложив руку козырьком ко лбу, я посмотрел на запад и заметил скачущего по дороге коня – пыль за ним клубится. Подбегает ближе – Воронок! Повод мотается двумя обрывками, весь в пыли, из белого стал серым, мокрый от пота, а на груди – кровь. Храпит, и глаза у него испуганные. А где же Владимиров?.. Я крикнул санитару: «Квитко! Сделай Воронку перевязку!» А сам быстро заседлал Сокола и помчался по дороге к передовой. Скачу и посматриваю по сторонам – не лежит ли где-нибудь Миша Владимиров…
В роще на огневых позициях стояла наша батарея. Доскакал я до артиллеристов и спрашиваю, не видали ли они всадника на белом коне.
– Как не видали! –