обеспеченного спокойствия за немецкими штыками заставляло не торопиться с выработкой сеймового закона. По этой же причине не торопились и с аграрным вопросом и аграрными законами. Оттого тянули скучную канитель мирных переговоров с большевистской мирной делегацией, возглавлявшейся Г.X. Раковским.
Каково же было внутреннее положение страны, наводившее меня на самые грустные выводы уже с конца июня месяца?
Прежде всего необходимо констатировать тот факт, что аппарат власти был вконец разрушен на Украине, как и в коренной России. Новый аппарат создавался в невероятно тяжелых условиях. Из элементов, которые всю жизнь свою были в оппозиции правительству и вовсе не были воспитаны к власти, трудно было ее конструировать: они вносили лишь разложение и раздражение, дискредитируя самое власть, как таковую. Новые представители власти не умели, часто при лучших намерениях, подойти вплотную и авторитетно к новому для них делу. Старые же деятели, часто вновь призванные к власти, применяли слишком старые и ненавистные приемы управления.
Такие губерниальные старосты (губернаторы), как, например, А.В. Десницкий (в Мелитополе) из старых земцев, Пищевич (в Херсоне), сразу выдвинувшиеся своей деловой распорядительностью, были большой редкостью.
Выше мы уже упоминали о крайнем недостатке следственных властей и о расстройстве судебных функций. Как курьез можно привести случай, когда ревизия камеры мирового судьи установила такой факт: мировой судья (из новых, назначенных при Ц. Р.) разобрал всего лишь одно дело: о своем собственном разводе со своей супругой.
Анархия сдерживалась одной силой – немецким оружием. Как же держали себя немцы в украинской деревне? Все зависело, конечно, от личного командного состава. Мне пришлось лично наблюдать немцев, бывших на постах в деревне Каневского уезда, Киевской губернии, которые не вызвали раздражения у населения и не оставили по себе дурных чувств. За все те продукты, которые они брали у населения, они исправно платили и ничем население не обижали.
В других же местах – я читал об этом ряд подробных донесений и следственных протоколов – шел прямой, бесстыдный и циничный грабеж. Были случаи во многих местах, когда помещики пользовались немецкой силой для восстановления своих прав и в особенности возврата своего ограбленного имущества (движимости). Это приводило иногда к таким конфликтам, что немцам приходилось пускать в ход артиллерию.
В общем же население подчинялось насилию в сознании своего бессилия.
«Что делать, барин? – говорили явившиеся из деревни крестьяне. – Немцы требуют сено по 1 рублю за пуд, а стоит оно по 8 рублей; берут сало и платят по 1 рублю за фунт, а в городе Чернигове цена пять рублей. Как тут, скажете, быть? Давать или не давать?» Я отвечал: «Вы же знаете, что наши солдаты, в том числе и ваши односельчане, бросили фронт и, несмотря на все убеждения и предупреждения, решили прекратить войну. Немецкие же солдаты пришли вооруженные, они слушаются своих офицеров и команды;