проблеме, например, остается ли то, что определяет сущность человека, после его смерти. Эти доводы валидны в качестве философских предположений, но не имеют значения для тех, кто надеется продолжить существование как личность после своей кончины. Что касается меня, то я не нахожу утешения в таких концепциях, как «Идеи» Платона, «метаморфозы» (Лейбниц), рассуждениях о неподдающемся разрушению человеческом разуме (Спиноза), о продлении существования до бесконечности, дабы удовлетворить нравственную потребность в добродетели (Кант) и о невозможности небытия в безграничной вселенной (Бруно).
Индивидуально-психологические концепции смерти
Экзистенциальные модели смерти принадлежат к индивидуальному опыту и, следовательно, бесконечно многообразны. Так много людей встречаются с определенными обстоятельствами, придающими смысл смерти, что ее значение, имея общую для всех почву, может даже быть ошибочно принято за нечто в структуре бытия. По моему мнению, это является основой для концепции смерти как несчастного случая и тревоги во всей своей многозначности. Помимо этой, возможно, универсальной интерпретации, мы можем открыть множество смыслов для одного и того же человека, а не только для коллектива. Только глубокая эмпатия в психотерапевтической обстановке может помочь в понимании того, что смерть означает для другого человека. Наиболее проникновенные образы умирания, равно как и реакция на них, формируются задолго до развития эмпирического знания о смерти. Более того, из-за того, что они находятся в подсознании, в представлениях одного и того же человека могут существовать противоречащие друг другу дополнительные значения; таким образом, встречаются идеи о смерти как об избавлении от зла и как о самом зле, о смерти как о возлюбленном или спасителе и о ней же как о разрушителе, смерть то представляется удовлетворением потребности в любви, то невозможностью удовлетворения любых потребностей, в ней видится то нарциссическое совершенство, то полный крах. Эти представления лишь на уровне логики противоречат друг другу, но каждое значение или установка основывается на жизненном опыте. Эти глубинные значения являются определяющими в отношении индивидуума к смерти, и их следует отличать от сознательно принимаемых, «концепций», которые, как правило, оказывают лишь незначительное влияние.
Интуиция подсказывает, что «психология смерти» принадлежит «психологии жизни». Не существует, конечно, психологии небытия. Когда мы изучаем человеческое существование, нас поражает всеобъемлющая сущность смерти, стремление к ней и страх перед ней, со всеми развившимися защитными механизмами. Когда мы изучаем реакцию на смерть, нас поражает ее многозначность в контексте человеческой мотивации. «Для того, чтобы постичь истинное значение смерти», говорит Carrel (7), «нужно изучать жизнь, а не смерть». Как замечает Heidegger (24), умирающий человек не сознает проникновения в процесс смерти, демонстрируя только ее характерные особенности. Bromberg и Schilder (30) убеждены,