выпекала наивкуснейшие пироги. Дрова закладывались в печь со стороны кухни, а духовка открывалась в комнате. Запах от выпечки стоял по всей спальне, будил нас по утрам и выталкивал из постелей, зазывая завтракать.
Мой отец был членом коммунистической партии, убеждённым атеистом и был против всякой религии. Во время Великой Отечественной войны в СССР изменилось отношение к религии, стали открываться храмы, но крещение по-прежнему не приветствовалось и не одобрялось в обществе. Мне уже исполнилось десять лет, когда я с бабушкой Марусей приехала в Россию погостить на её родину. Родной брат бабушки был священником. Как-то утром меня повели в православный храм на службу. Службу я отстояла и сказала бабушке, что хочу креститься.
– А что надо, чтобы принять крещение? – спросила я бабушку.
– Надо, внученька, выучить хотя бы молитвы к Пресвятой Богородице и «Отче наш».
И вот настал день крещения. Крёстных мне выбрали заочных, а я так прониклась силой молитвы, что в момент крещения подошла к батюшке и по-детски искренне попросила: «Пусть моими крёстными будут Пресвятая Богородица и Иисус Христос». Так я стала православной.
Отец ушёл в мир иной рано, и, когда пришло время получать паспорт, моя мама под угрозой изгнания меня из дома запретила брать немецкую национальность. Она боялась повторения истории с выселением немцев. На дворе стояли «застойные» 80-е годы. По окончании училища мне как студентке СССР было предложено несколько вариантов для распределения на выбор. Пришла в гости к своему дяде, открыла энциклопедию, заглянула в атлас и изучила место предлагаемой «дислокации». Я выбрала Россию. В тот год не было распределения в Крым, хотя так хотелось к Чёрному морю, побывать на родине отца, взглянуть на родовое гнездо (дом, как ни странно, сохранился), и вот волею судьбы я оказалась у Японского моря. Как шутят местные жители: «Широта крымская, долгота колымская». Я из менталитета восточного нырнула в менталитет русский. Очутившись в России, я быстро поняла, что на исторической родине меня никто не ждёт с распростёртыми объятьями и что русская доброта присуща далеко не всем людям, окружавшим меня. Поскольку я выбрала по распределению город, в котором у меня не было ни родни, ни знакомых, то выживала, как могла. Проживала в общежитии. Случалось, и обманывали меня, и обкрадывали, и не раз я вспоминала добрым словом таджиков. Со временем я поняла, что «легенды» есть не только у немцев, но и у русских, адаптировалась к суровой реальности, а может, выросшая в любви и заботе, я просто была немного наивной.
Как-то раз я проснулась от того, что в открытое в комнате окно влетел небольшой полупрозрачный шар. Он подлетел ко мне, и я отчётливо почувствовала рядом с собой бабушку Марусю. Утром я побежала на переговорный пункт и узнала от тёти, что бабушка умерла. Быстро взяв отпуск на работе, и купив билеты на самолёт, я прилетела проститься со своей русской хранительницей,