ли ей тамошний климат?
– Вполне, – кивнул я, не переставая удивляться тому, как его заботит благополучие бесхвостого кота, потерявшего в жестокой переделке лапу и половину уха. Хозяин одарил меня приятной улыбкой, бросил несколько слов моему маленькому соседу и удалился.
– До чего же скучны эти аристократы! – Мой сосед молвил это с кривой улыбкой. – За редким исключением месье сводит разговор к двум фразам, не больше. Затем его красноречие иссякает и ему требуется подкрепить себя молчанием. Иное дело такие люди, как мы с вами, месье, – своим возвышением в свете обязанные собственному уму!
От этих слов я снова растерялся. Как вам известно, я горжусь своим происхождением от семейств если не аристократических, то родственных знати; что до моего «возвышения в свете», то таким подспорьем, как природный ум, я не обладал и взмыть к небесам мог бы лишь наподобие воздушного шара – благодаря отсутствию балласта как в голове, так и в карманах. Тем не менее от меня требовался знак согласия, и я снова улыбнулся.
– Что до меня, – продолжал мой собеседник, – то, если человек не цепляется за мелочи, если умеет где-то мудро умолчать, а где-то присочинить и не щеголяет показной гуманностью, он непременно преуспеет, добавит к своей фамилии «де» или «фон» и закончит дни в покое и довольстве. И один из таких людей здесь присутствует.
Он скользнул взглядом по хлипкому господину, повелевавшему смышленым слугой, которого я прозвал егерем.
– Месье маркиз так и остался бы всего лишь сыном мельника, если бы не таланты его слуги. Вам, конечно, известно его прошлое?
Я собирался высказать несколько замечаний о переменах в ранжировании дворянских титулов начиная с времен Людовика Шестнадцатого[18], чем рассчитывал проявить свой ум и знание истории, но тут в отдаленном конце зала возникла небольшая суматоха. Откуда-то, не иначе как из-за настенных шпалер, появились лакеи в причудливых ливреях (я не видел, как они вошли, хотя сидел напротив двери), с легкими напитками и еще более легким угощением, соответствовавшим случаю, но отнюдь не моему волчьему аппетиту. Лакеи застыли в торжественной позе перед одной из дам – ослепительной, как майский день, красавицей, – которая… спала сном праведницы на роскошном канапе. Какой-то джентльмен (как я заподозрил, ее муж, иначе с чего бы ему так злиться из-за не вовремя одолевшей красавицу дремоты) пытался ее разбудить, довольно бесцеремонно тряся за плечи. Все было бесполезно: дама оставалась бесчувственной и к раздражению супруга, и к улыбкам окружающих, и к настойчивости похожего на автомат лакея, и к растерянности хозяина и хозяйки.
Мой миниатюрный друг, садясь, усмехнулся, словно бы его любопытство уступило место презрению.
– Моралистам эта сцена дала бы повод к множеству мудрых замечаний, – проговорил он. – Первым делом обратите внимание на то, в какой смешной ситуации оказалась вся эта публика по причине своего суеверного почтения к титулам и рангам. Поскольку месье