Кровь нехотя наполняла пробирки – одну за другой. Девчонку решили выжжать досуха, и остальные маленькие доноры это поняли.
Блокфюрер Шварц, немного знавший русский язык, с улыбкой успокаивал ребятишек: "Господин врач говорит, чтобы вы не плакали, девочка все равно умрет, а так от нее будет хоть какая-нибудь польза"…
Перед уходом медик указал на храбрую девчонку, вступившуюся за Игорешу:
– Bringt die in eine Stunde in OP.
(Эту через час на операционный стол).
5
– Малыша зовут Сашей. – Дед еще плеснул в лицо холодной воды, фыркнул и взял из рук ассистентки полотенце. – Там еще девочка… Он называет ее Новой Мамой. Она заботится о нем, о других малышах. Сама еще пигалица… Сколько у него было этих новых мам? И куда девалась настоящая?
Леночка отвернулась.
– Шестой сеанс… Евгений Дмитриевич, вы себя в зеркале внимательно рассмотрели? У вас волосы седеют. Виски и борода белые совсем! Нельзя так…
Но Дед не слышал ассистентку.
– Представляешь, Сашку чуть не застрелил медик. Знаешь за что? За то, что мальчишка ему не понравился. Некрасивый он, понимаешь? Просто ему кажется, что Сашка некрасивый, неумытый, дурно пахнущий ребенок. – Скомканное полотенце полетело на пол. – Он головенку свою еле держит от слабости… А я могу только наблюдать, слушать и чувствовать то, что чувствует Сашок…
Дед покачнулся. Лена рванулась к нему чтобы поддержать, но он, останавливая девушку, поднял руку и покачал головой:
– Все нормально… Ты лучше сваргань-ка кофейку, Ленчик. По своему фирменному рецепту – с перчиком.
– У меня конфетки есть…
– Нет! – Дикий взгляд царапнул по лицу ассистентки. – Никаких, черт побери, конфет! Слышишь?! Никаких сладостей…
6
Шел двенадцатый сеанс. Дед скрипел зубами. Ассистентка старалась не обращать на это внимание. Чтобы отвлечься, Лена хотела сложить его личный ноутбук, но, увидев открытое окно текстового редактора, придвинула к себе и стала читать отрывистые записи, переполненные болью, вовсе не похожие на отчет.
…Я слышу и вижу то, что слышит и видит Сашок. Иногда читаю его мысли и переживаю его эмоции. Иногда, как мне кажется, я могу принять на себя испытываемую им физическую боль. Это бесконечная пытка, которую не перенес бы и взрослый человек.
…В бараке страшный холод, промозглая сырость и смрад.
…Когда раздавали конфеты Сашок вспомнил про несчастного Генку … Беднягу забили сапогами и пристрелили.
…Я видел глаза женщин, которых приводили в детский барак – убирать помещение: в их взглядах страдание и неутолимая жалость. Они украдкой подсовывали ребятишкам корочки черного хлеба, и те сосали его, как редчайший деликатес. Основной рацион этих маленьких старичков составляет прокисшая капустная похлебка с опарышами или мерзлая гнилая картошка.
Двух женщин расстреляли за жалость к детям – об этом я узнал, когда охранники из местных коллаборационистов разговаривали неподалеку от детей, ожидавших своей очереди на сдачу крови.
…Часто