мелко-мелко трястись. Чтобы не видеть этого, я присела перед своей собакой, потрепала его по загривку и тихонько прошептала:
– Все, Хукка… Ты сейчас пойдешь домой с Авдеем. Слушайся его и… береги. Мы скоро вернемся. – Пес жалобно заскулил, нерешительно мотнув своим хвостом-колечком, илизнул меня в щеку. И этот туда же! Я поднялась на ноги и строго проговорила, не понятно к кому обращаясь, то ли к старику, то ли к Хукку. – Дебаты окончены. Всем – домой!!
Пес обижено гавкнул на меня и тихонько зарычал. А я разозлилась. Они что, и вправду думают, что сердце у меня из камня?! Рявкнула на собаку:
– Кому сказано, домой!!
И, не дожидаясь Божедара, зашагала размашисто вниз с холма, на ходу глотая слезы. Я шла ничего не замечая вокруг, не огибая мелкий кустарник, ломилась, словно лось, уходящий от погони, через заросли кустарника и высоких пожелтевших трав. Вот пускай, Божедар и разбирается сам со своей мужской солидарностью!!! А мне надо спешить. Я немного успокоилась только тогда, когда спустилась с холма. Здесь треск вертолетов звучал совсем глухо, и если бы я не видела их своими глазами, то могла бы принять за тихое стрекотание каких-то птиц вдалеке. С тоской оглянулась назад, и увидела, как по склону быстро идет, почти бежит Божедар. А на самой вершине холма замерла одинокая фигурка старика, держащего собаку за ошейник. Мне опять захотелось разреветься, но я сдержалась. Не ко времени сейчас все эти эмоции. Ох, не ко времени… Но на душе сделалось немного спокойнее. По крайней мере, за Авдея и Хукку можно было сейчас уже не волноваться. А прощения я у них за свою грубость потом попрошу, кода вернусь. Мерзкий голосишко внутри меня пискляво произнес: «Если вернусь…» Я сжала кулаки и сквозь зубы прошипела сама себе: «КОГДА вернусь!».
Дальше я ужа шла не торопясь, ожидая, когда Божедар меня нагонит. Он вскоре догнал и пошел молча рядом, изредка поглядывая на мое сердитое лицо. Идти здесь было немного проще. Лес у подножия холма был не очень густым, попадавшиеся куртины молодого ельника, можно было легко обогнуть. Все чаще стали попадаться сухие, покореженные деревья с почерневшими стволами у самых корней, что говорило о том, что лет шесть-семь назад здесь бушевал пожар. Первым молчание нарушил Божедар.
– Ты слишком строга к старику. Он волнуется за тебя, за нас…
Я не дала ему договорить. Остановилась и посмотрела прямо на него. Мой взгляд его слегка смутил, но все же, он не отвел глаз.
– Я понимаю, мужская солидарность и все такое прочее… Но тебе не кажется, что сейчас не время для подобных эмоций. Те, которые там, – я махнула рукой в сторону, где все еще слышался слабый треск вертолетов. – они настроены серьезно. И старик им действительно без надобности. Пристрелят и даже не поморщатся! Ты это должен понимать, как никто другой! Ведь ты же уже имел возможность убедиться в методах Кощеев. А я слишком хорошо знаю на что способен Ольховский и иже с ним. В их языке отсутствуют такие понятия, как «мораль» или «совесть». Неужели ты думаешь, что в случае опасности Авдей стал бы прятаться в кустах.