цели; ему хотелось, чтобы они запали в душу юноши.
– Ты подарил мне поэмы Гомера, – наконец ответил Александр, – но я отчасти уже знаю их. И прекрасно помню, что, когда Терсит выступил на собрании воинов, оскорбляя царя, Улисс ударил его скипетром, так что он заплакал, а герой сказал:
Нет, не к добру, если многие власть получают: лишь
Одного наделяет судьба правом законы вершить.
Скипетр, данный Кронидом, – знак попеченья о всех![15]
Это слова Гомера.
– Верно. Но Гомер рассказывает о стародавних временах, когда цари были необходимы. Цари нужны для суровых времен, для жизни среди постоянных набегов варваров, среди зверей и чудовищ, в дикой природе. Я подарил тебе поэмы Гомера, чтобы ты вырос на идеях благородства, в понятиях дружбы, доблести, уважения к данному слову. Но современный человек, Александр, – это политическое животное. В этом нет сомнений. Единственная среда, в которой он может развиваться, – это полис, город-государство, такой, как создали его эллины. Это свобода, которая позволяет каждой душе выражаться, творить, создавать величие. Видишь ли, идеальным государством было бы то, где все старые умели бы добродетельно править, после того, как, будучи молодыми, сами добродетельно подчинялись более опытным.
– Именно это я делаю сейчас и намереваюсь делать в будущем.
– Ты – лишь один человек, – ответил Аристотель, – а я говорю о многих тысячах равных граждан, живущих под защитой закона и справедливости, которые воздают почести и раздают всяческие награды, регулируют обмен и торговлю, наказывают и исправляют провинившихся. Подобное общество поддерживается не кровными узами, не племенными или семейными связями, как здесь, в Македонии, а законом, перед которым все граждане равны. Закон исправляет дефекты и несовершенства отдельных личностей, ограничивает конфликты, поощряет желание творить и созидать, воодушевляет сильных, поддерживает слабых. В подобном обществе не стыдятся быть бедными и убогими, а стыдятся ничего не делать для улучшения собственных условий жизни.
Александр в задумчивости молчал.
– Сейчас я приведу тебе конкретный пример, – продолжил Аристотель. – Пошли со мной.
Он вышел из боковой двери и приблизился к окошку, выходящему в литейную мастерскую.
– Смотри, – сказал философ, указывая внутрь. – Видишь этого человека?
В мастерской находился мужчина лет сорока в коротком рабочем хитоне и кожаном фартуке, а рядом – двое помощников, один лет двадцати, а другой шестнадцати. Все трое были заняты налаживанием оборудования: они приспосабливали толстую цепь, что держала горн, насыпали в печь уголь.
– Знаешь, кто это? – спросил Аристотель.
– Никогда его не видел.
– Это величайший художник из всех, что нынче живут в мире. Это Лисипп из Сикиона.
– Великий Лисипп… Как-то раз я видел одну его скульптуру в храме Геры.
– А знаешь, кем он был, прежде чем стать