мешало бы чуток передохнуть, – кивнул Джейми, вытирая вспотевшее лицо рукавом. – А если ты, племянничек, подоил коз, как тебя просила утром мать, – не откажусь от стаканчика молока.
Мужчины вдвоем несли на плече привязанную к толстой палке оленью шкуру – почти не поврежденную – с остатками мяса. Идти было тяжело: день выдался жаркий.
Кто-то из домочадцев уже вернулся в хижину среди осин. Дверь была распахнута; на веранде, в тени листвы, стояла небольшая прялка, а рядом с ней – стул с полной корзиной коричневых и серых пушистых клубков. Брианна предположила, что это чесаная мытая шерсть. Прядильщица, по-видимому, ушла в дом: оттуда доносились женские голоса, поющие что-то на гэльском. Пение через каждые пару тактов прерывалось взрывами хохота, после чего один чистый голос пел мелодию заново, а следом вступал второй, спотыкаясь на незнакомых словах. Затем вновь слышался смех.
Джейми улыбнулся.
– Дженни учит малышку Рэйчел Gàidhlig, – пояснил он, хотя все и так догадались. – Йен, давай положим это здесь. – Он кивнул в затененный участок под поваленным деревом. – Женщины будут в ярости, если мы притащим в дом мух.
В доме услышали их голоса: пение прекратилось, и из открытой двери выглянула голова.
– Йен! – Высокая и очень красивая темноволосая девушка выскочила на крыльцо и, сбежав по ступенькам, бросилась обнимать Йена. – Твои родственники вернулись! Ты уже знаешь?
– Знаю. – Он поцеловал ее в губы и добавил, оборачиваясь: – Познакомься с моей кузиной Брианной, mo ghràidh[20]. И с дядюшкой Джейми заодно.
Бри невольно заулыбалась при виде неподдельной любви молодых Мюрреев; на отцовском лице сияла такая же улыбка. Которая стала еще шире, стоило ему заметить на пороге дома хрупкую женщину с голеньким младенцем на руках, чуть прикрытым легкой пеленкой.
– Кто… – начала было женщина, но тут увидела Брианну и застыла с открытым ртом. – Пресвятая Дева, защити нас, – пробормотала она наконец и улыбнулась. Ее синие, чуть раскосые, как у Джейми, глаза светились теплом. – Великаны пожаловали! Говорят, твой муж, девочка, еще выше тебя? И детишки небось растут как на дрожжах?
– Не то слово, – засмеялась Бри, наклоняясь, чтобы обнять миниатюрную тетушку. – Как же я рада тебя видеть!
От Дженни пахло козами, шерстью, кашей и поджаренными хлебцами. Ее волосы и одежда источали слабый, давно забытый аромат. Брианна узнала запах мыла, которое Дженни делала в Лаллиброхе – из меда, лаванды и какой-то шотландской травы, не имеющей английского названия.
К горлу подступил комок: запах мыла вызвал воспоминания о первом визите в отцовское родовое гнездо. И следом в памяти возник отчетливый образ другого – ее собственного – Лаллиброха.
Сморгнув слезы, она выпрямилась с дрожащей улыбкой на губах, но вдруг изменилась в лице.
– Ох, тетушка! Дядя Йен… Мне так жаль.
Сердце болезненно екнуло. При жизни Йена Мюррея-старшего они встречались лишь раз – когда Бри появилась на свет, он давно уже умер, – однако чувство утраты казалось неожиданно острым, будто это случилось совсем недавно.
Опустив