что всё случившееся – некий хорошо отредактированный сценарий.
– И кто, по-твоему, драматург и продюсер? Неужели думаешь, что мироздание способно нас заметить?
– Да, возможно, наша встреча – замысел Творца. Почему нет! Ты так на меня смотрел, словно увидел привидение. А я… мне было так неловко… и так сладко. Мечтала встретить твой взгляд, услышать голос, прикоснуться. Я даже представила, только не смейся… как мы целуемся.
Игорь покраснел до кончиков волос, потупил взор, – можно, я промолчу, не буду говорить, что чувствовал, о чём грезил. Мне, право, стыдно вспоминать.
– И не надо. Сама обо всём догадалась, не маленькая. Ни за что не поверила бы, что так бывает. Мне казалось, что рассказы про внезапно возникшие чувства, про любовь с первого взгляда и вообще про любовь – наивные детские сказки.
– Как ты сказала… про любовь! Знаешь, Эмилия, мне откровенно нравится ход твоих мыслей. Это определённо стоит обсудить.
Взрослая жизнь
Последний кофе… и точка.
Сегодня он горше хины…
в него б коньяку чуточек,
а лучше – щепоть стрихнина.
Елена Зимовец
С некоторых пор в скромную, необыкновенно застенчивую Зойку вселилось нечто, о чём она смутно догадывалась, но даже себе не смела признаться. В её, несформированное ещё девичье сознание просочилось нечто невообразимое, о чём девушка помышлять не смела, а тело и вовсе сошло с ума.
Теперь ей захотелось такого, отчего хочется визжать. Страшно подумать, до чего Зойке становилось хорошо, когда она принимала бессовестные, вызывающе непристойные позы, когда дрожала, дотрагиваясь до того, о чём вообще стыдно говорить и думать, чувствуя до безобразия сладкое возбуждение.
От прикосновений и поглаживаний собственного тела, но с мыслями о нём, девушку бросало, попеременно, то в жар, то в холод. Голову заполнял густой вращающийся туман, предвкушением сладкого блаженства сводило живот и бёдра, в низ живота стремительно проникала горячая волна, разжигающая ненасытную чувственность.
Указательный пальчик (прикасаться к кнопочке вызова блаженства было ужасно стыдно), скользил по кромке трепещущей раковины, нащупывал заветную жемчужину и застывал, чувствуя, как из-под неё сочится густой сироп.
Дыхание, пульс, сознание – всё разом выходило из-под контроля, где-то в глубине рождалось ощущение чуда, которое росло, росло и вдруг рассыпалось яркими всполохами, заставляя стонать, выгибаться и вибрировать.
Потом в воздухе надолго зависала непонятная тишина, все до единой мысли высасывал вакуум. По телу разливалась невыносимо приятная лень, ужасно хотелось пить, съесть конфетку, ещё лучше целую плитку шоколада.
На этой мысли Зойку накрывала сонливость. Она закрывала глаза и включала непослушное отчего-то воображение, которое нехотя ткало почти бесформенный образ того, кто должен был присниться.
А сейчас девушка танцевала, выплёскивая наружу избыток энергии, помогая себе голосом, – ля-ля-ля, ляля-ляля-а-а-а, я влюби-и-и-и-и-лась, – с чувством,