к нему. Посмотрела в глаза и сказала всего одно слово, сказала так, будто бы на целое предложение у нее не было сил.
– Почему?
У Йонаса комок подкатил к горлу.
– Не знаю, – ответил он.
И тут же почувствовал, что этого мало, что нужно что-то еще, и, не успев толком сообразить, быстро добавил: «Я не знаю, что здесь произошло, но обещаю вам, я выясню это».
Сейчас ему хотелось отвесить себе оплеуху. Как он мог давать подобные обещания родственникам потерпевшей? Может, он вообще никогда не раскроет это дело. Он же ничего о нем не знает. Он вел себя абсолютно непрофессионально. Как придурочный полицейский из дебильного сериала.
Он вспомнил укоризненный взгляд, который бросила на него Антониа Буг, ведь у него была репутация не только опытного, но и очень корректного полицейского. Он ожидал «выговора», когда они останутся наедине, и очень оценил то, что молодая коллега этого не сделала.
Йонас перезарядил пистолет, постарался сосредоточиться и отвлечься от ненужных мыслей. У него и без того проблем хватает, и не стоит из-за одного маленького прокола заниматься самоедством. По сути дела, он ничего и не обещал этой женщине. Да и не мог обещать, это же любому понятно. Иногда у человека вырывается слово «обещаю». Но это всего лишь слово. И вообще, опрос свидетелей завершен, и, может быть, эту женщину он больше никогда не увидит. Йонас поднял пистолет, сосредоточился, стараясь ни о чем не думать, и выстрелил.
Я пытаюсь подавить свои приступы отвращения. Они у меня бесконечно тяжелые. Сердцебиение учащается, дыхание становится прерывистым. Пробую применить то, чему меня учили, не игнорировать физиологические проявления, но работать над ними. Концентрируюсь на сердцебиении, считаю вдохи: двадцать один, двадцать два, двадцать три. Стараюсь сосредоточить внимание на своем отвращении, вместо того чтобы предпринимать бесплодные попытки его подавить. Чувство отвращения располагается у меня в груди, чуть глубже страха. Оно липкое и густое, как плотный комочек слизи. Осторожно ощупываю его, оно набухает и опадает, как зубная боль. Пытаюсь размять его и удалить – это нормально, так меня учили.
Инстинкт отвращения – это совершенно нормально. Но бесполезно пытаться избежать боли и страха. Прибегаю к мантре, которой обучил меня психотерапевт, как к спасательному кругу. Путь избавления от страха лежит через страх. Путь избавления от страха лежит через страх. Путь избавления от страха лежит через страх.
Мужчина вопросительно смотрит на меня. Молча киваю, давая понять, что готова, хотя все обстоит с точностью до наоборот. Но я уже так долго смотрю на этого паука-птицееда, что нет никаких сил. Паук сидит в стеклянной емкости, по большей части смирно, только изредка шевеля своими лапками, от чего у меня сразу волосы встают дыбом. Все у него какое-то противоестественное: странные движения,