времен продолжали разваливаться без всякой надежды на ремонт. Валентина привезла меня с вокзала к себе домой. Она, ее муж (компьютерщик) и двое сыновей (один подросток, а второму было слегка за двадцать) жили в трехкомнатной квартире с высокими потолками, которая находилась в здании девятнадцатого века на главной пешеходной улице города. Как и большинство неприватизированных городских квартир, все ждали ремонта за счет государства, краска отслаивалась, водопроводные трубы проржавели. Как и во многих квартирах старого фонда, здесь не было удобств: горячая вода не подведена, ванной или душа нет. И несмотря на все это, семья была очень энергичной, и в их доме царила атмосфера гостеприимства. Гостиная была наполнена вещественными доказательствами занятий и связей Валентины как в России, так и за рубежом. Книжные шкафы от пола до очень высокого потолка были забиты книгами по истории феминизма, гендерным исследованиям, социологии, философии на русском, английском и немецком языках. Они перемежались сувенирами из недавних зарубежных поездок (открытки разных европейских городов, фотографии Валентины с друзьями). Постоянно заходили коллеги из университета и активисты; телефон звонил не переставая. Оказалось, что квартира служила неофициальной штаб-квартирой «Женского света», не имевшей собственного помещения.
В тот первый день за разговорами я с радостью обнаружила, что мы разделяем схожие интересы и пристрастия. Валентина – ученый с глубоким и длительным интересом к проблемам женщин и феминизму. Я была в восторге, узнав, что она восхищается Александрой Коллонтай – большевистской феминисткой, которая на заре советской власти много сделала для того, чтобы продвигать женский вопрос, несмотря на сопротивление товарищей по партии. С Валентиной мы оказались интеллектуально близки, мы читали одни и те же книги по российским женским исследованиям и наслаждались одними и теми же феминистскими авторами. Мы с особым пылом обсудили проблемную область российских женских исследований35. Рассказы Валентины о собственном активистском опыте отличались от тех, что мне приходилось слышать от московских активисток. Я была поражена свежестью, живостью и оптимизмом ее повествования. В Москве шумиха и оптимизм перестроечных лет потускнели, у моих знакомых не стало времени на кухонные разговоры, к которым я так привыкла во время моих первых поездок в Россию в начале 1990-х годов. Там люди уже успели втянуться в прагматичный, но очень отупляющий процесс выживания в новых рыночных условиях. Здесь же, отчасти в связи с отсутствием рыночных возможностей, был жив дух перестройки. Когда мы заговорили о «Женском свете», Валентина обрисовала мне дивный новый мир, где местные женщины (учителя, ученые, врачи, юристы) собрались, чтобы выполнить ориентированные на женщин проекты на добровольной основе. Она сказала мне, что за эти годы женщины в группе добились многого и с очень небольшими затратами. Она объяснила мне, что кризисного центра не было, хотя идея его