и сборников географических фактов), в некоторой степени отпала.
Во-вторых, к середине 1840-х годов российские читатели столкнулись с избытком текстов о Санкт-Петербурге: физиологических очерков, рассказов и романов, написанных писателями натуральной школы, а также фельетонов и художественных произведений в новом реалистическом стиле. По мере распространения новых форм и способов описания путеводители неизбежно должны были выглядеть все более старомодными и неуместными. Публицистическая функция, которую они когда-то помогали выполнять, теперь считалась более чем адекватно выполняемой многочисленными авторами городских очерков. В эпоху, когда большая часть образованного российского общества стремилась обсудить современные социальные проблемы – крепостное право, бедность, необходимость реформ, – панегирический способ изложения, с которым у многих ассоциировались путеводители, должен был казаться неуместным. Интерес к письменным руководствам резко упал34.
Новые путеводители начали появляться в большом количестве только ближе к концу ХІХ столетия, но отчасти благодаря другой культурной тенденции. В конце 1850-х и начале 1860-х годов, после смерти царя Николая I, архивы, которые долгое время были почти полностью закрыты для исследователей, стали постепенно открываться. Цензура также значительно ослабла. Официальная директива, изданная в 1860 году, предоставила российским историкам право свободно сообщать обо всех событиях, произошедших до смерти Петра I в 1725 году. Если они хотели писать о более поздней истории, то им все же приходилось следовать установленным цензурным процедурам, но им больше не запрещалось автоматически пытаться описывать личности и частную жизнь членов императорской фамилии. М. И. Семевский, писавший главным образом для журнала «Русская старина», оглядываясь назад на этот период либерализации, в течение которого он впервые начал заниматься историей, вспоминал:
Шестнадцать лет прошло после появления моих первых исторических очерков, и с некоторой точки зрения нахожу их <…> весьма слабыми. Я никогда не скажу, чтобы труды эти были бы для нашей публики того времени бесполезны. <…> Что касается до читающего общества, то, повторяю, они были весьма полезны, и вот почему. Я уже выше сказал, что эта масса, сквозь устряловщину глядя на отечественную историю, была в полнейшем невежестве по отношению к родной старине. И вот являются в литературных журналах монографии в весьма живой форме и, совершенно не обвинуясь скажу, трактующие о всех исторических лицах, и в особенности о представителях власти в России XVIII века, в самых простых образах, низводя их с ходулей, на которых они до сих пор высились. В этих монографиях эти лица были оживляемы пред умственным взором читателя, со всеми их малыми и крупными недостатками, со всеми их человеческими слабостями, со всеми последствиями в их характерах и их действиях влияния той среды,