не Господь, не судьба и уж тем более не мы сами. Нашу жизнь и долю определяет мнение окружающих. Серьёзно. Мы боимся его хуже кары небесной!
Добронрав не выдержал и, соскочив с места, принялся метаться взад-вперёд, как зверь в клетке. В сердцах он активно размахивал руками и говорил всё громче. Он так долго слушал всех, не имея при этом возможности быть услышанным, что теперь из него лавиной рвалось всё, что накипело. И лавина эта грозила накрыть боярича с головой.
– С самого детства я только и слышу: «Добронрав, как ты себя ведёшь?», «А что люди скажут?», «И тебе не стыдно?», «Разве мальчики себя так ведут?», «Так не делай, а то над тобой будут смеяться!» И с годами меняется только общий вид фразы, но никак не её содержание. «Добронрав, ты – боярин! Соблюдай достоинство», «Вежество – прежде всего!» Аяне понимаю, Молиба, какое мне дело до того, что там скажут какие-то люди? Мне совершенно плевать на мнение каждого из них. Особенно тех, кого я даже не знаю. Но вместо того чтобы послать всё это в задницу, я смиренно делаю то, что должно. Как хороший сын, хороший послух. Хороший мальчик. В нашем мире быть хорошим – это делать то, что тебе позволяют, Молиба.
Парень внезапно остановился и опустил голову. У него сбилось дыхание, как будто боярич пробежал две версты. Волосы намокли от пота и прилипли ко лбу.
– Знаешь, я вам, сиринам, завидую. Вы молодцы, что ни на кого не смотрите.
– Добронрав… – сирин посмотрела на него большими печальными глазами.
– Да! – Добронрав дёрнул плечом и нервно посмотрел на густые кроны, что сплетались ветвями прямо у него над головой. – Не надо, Молиба, не жалей меня. Всё нормально.
– Добронрав! – зло прошипела она.
– Что?
– Надо срочно убираться!
– Почему?
– Ты так громко рассказывал, что нас наверняка услышали. Сюда идут алконосты, я чувствую их. Если ты так собирался быть осторожнее, то я боюсь представить, что ты имел в виду, когда грозился остановить тех, кто собирался нас тут всех извести.
Отрок ощутил, как пульсируют внезапно ставшие пунцовыми уши.
– Да я…
– Ясно. Туда, быстро!
Ох, не зря его тренировал Ратибор Ослябьевич. Добронрав щучкой, как под шквальным обстрелом, нырнул в кусты и притаился. Почти ни одна веточка не пошевелилась.
Потом они бежали то в одну сторону, то в другую. Вернее, бежал Добронрав, а птицыдева указывала ему путь. Сирин вновь то и дело улетала вперёд – на разведку, потом возвращалась и вела человека дальше.
Это напоминало их первый день знакомства, с той лишь разницей, что сегодня Добронрав не боялся. Он свято верил, что Молиба, как и в прошлый раз, найдёт безопасную дорогу и выведет его.
Они метались из стороны в сторону, и бояричу временами казалось, что они возвращались туда, где уже пробежали. С каждым новым кругом Молиба становилась всё более напуганной. Её и без того большие глаза казались просто огромными. На бледном лице не было ни кровинки. В любой, даже самый неожиданный момент сирин