он начал плакать. – Ещё одно изнасилование и вновь ещё одна жертва. И снова и снова. Женщины и мужчины. Девушки и парни. А во рту я всё время чувствовал вкус всё той же крови с чем-то вязким, – и он закашлял. – Господи я видел их воспоминания. Какие же они твари! – по лицу текли слезы. – Бернард был прав. А я слишком сильно их жалел. Мне стало страшно, отвратительно и не по себе. Я не помню когда, но я смог нажать на кнопку самоуничтожения.
– Но потом всё закончилось? – подошёл брат и обнял Дмитрия.
– Да, – вытирая слезы. – Я пришел в себя в луже собственной рвоты.
Черевко продолжала морщиться.
– Вероятней всего, что некоторые картины я не запомнил в своей голове, может это и к лучшему. Наверно, они были настолько отвратительными, что меня вырвало. Эти люди были насильниками и убийцами, чёрт знает, что они вытворяли на самом деле. Бернард считал, что такие люди обществу не нужны. И теперь я его начинаю понимать. Жаль только тех четырех журналистов.
– Так, они все сгорели? – поинтересовался Яцек.
– Ну, – на выдохе. – Бернард сгорел, точнее его голова. Те двадцать пять человек вообще, мало что от них осталось. А военные, что вбежали в наш отсек… – вновь на выдохе. – Выдели бы вы их лица. Агония – так это можно описать. Когда я нажал на кнопку, я помню, что они начали кричать.
– А как же ты выжил?
– Зрительно-слухового контакта у меня не было с результатом эксперимента. Следовательно, контакт не был, или он был минимален. Вот почему мы закрывали створки и вывели всех учёных с нижнего отсека. Стенки ангара имеют большое утолщение, но какие материалы входят в состав стен, я не знаю. В теории они должны были дать ограничение тому, что мы пытались создать. И для контроля нужны были люди внутри. „Минимум учёных“ – так это было написано в протоколе проведения эксперимента. Если бы и я посмотрел на них тогда, то меня бы уже тут не было, – вздыхая. – Боже, я всё больше и больше стал вспоминать деталей, – улыбался учёный. – Рауш так сильно был одержим экспериментом, что на гране риска открыл створки. Мы не могли увидеть результат эксперимента, нам вырубили свет. А он очень хотел узнать о результате. Очень! Но, увидев результат своего творения, стал его частью. Мы до конца ещё не понимаем, как всё это работает. У нас, по большей части, есть только теоретическая база, а вот опыта в практике ещё не было. Предыдущие попытки ничего не давали. Поначалу, мы вроде всё делали верно, но очевидно количество подопытных, было мало для создания коллективного разума. Или мы просто делали что-то не так. Подобрать идеальное число подопытных требовало времени, проб и, конечно же, ошибок, – и Дмитрий встал на ноги. – Вася, я открою окно? Как-то душно, – оттягивая воротник рубашки.
– Да, конечно.
Старший Пенкин подошёл к окну и, провернув ручку, приоткрыл его.
– Как прекрасно иметь возможность взглянуть из-за окна, подышать свежим крымским воздухом. Я десять чёртовых лет работал под землёй. Будь проклят этот контракт. В этом году, он и так должен был истечь. Но, вероятней