с вами! за что вы меня вяжете?
– Он же и спрашивает! А за что ты украл кобылу у приезжего мужика, Черевика?
– С ума спятили вы, хлопцы! Где видано, чтобы человек сам у себя крал что-нибудь?
– Старые штуки! старые штуки! Зачем бежал ты во весь дух, как будто бы сам сатана за тобою по пятам гнался?
– Поневоле побежишь, когда сатанинская одежда…
– Э, голубчик! обманывай других этим; будет еще тебе от заседателя за то, чтобы не пугал чертовщиною людей.
– Лови! лови его! – послышался крик на другом конце улицы. – Вот он, вот беглец!
И глазам нашего Черевика представился кум, в самом жалком положении, с заложенными назад руками, ведомый несколькими хлопцами.
– Чудеса завелись, – говорил один из них. – Послушали бы вы, что рассказывает этот мошенник, которому стоит только заглянуть в лицо, чтобы увидеть вора; когда стали спрашивать, отчего бежал он как полоумный, – полез, говорит, в карман понюхать табаку и вместо тавлинки вытащил кусок чертовой свитки, от которой вспыхнул красный огонь, а он давай бог ноги!
– Эге-ге-ге! да это из одного гнезда обе птицы! Вязать их обоих вместе!
XII
«Чим, люди добрi, так оце я провинився?
За що глузуєте? – сказав наш неборак. —
За що знущаєтесь ви надо мною так?
За що, за що?» – сказав, та й попустив патьоки,
Патьоки гipкиx слiз, узявшися за боки.[14]
– Может, и в самом деле, кум, ты подцепил что-нибудь? – спросил Черевик, лежа связанный, вместе с кумом, под соломенною яткой.
– И ты туда же, кум! Чтобы мне отсохнули руки и ноги, если что-нибудь когда-либо крал, выключая разве вареники с сметаною у матери, да и то еще когда мне было лет десять от роду.
– За что же это, кум, на нас напасть такая? Тебе еще ничего; тебя винят, по крайней мере, за то, что у другого украл; но за что мне, несчастливцу, недобрый поклеп такой: будто у самого себя стянул кобылу? Видно, нам, кум, на роду уже написано не иметь счастья!
– Горе нам, сиротам бедным!
Тут оба кума принялись всхлипывать навзрыд.
– Что с тобою, Солопий? – сказал вошедший в это время Грицько. – Кто это связал тебя?
– А! Голопупенко, Голопупенко! – закричал, обрадовавшись, Солопий. – Вот, кум, это тот самый, о котором я говорил тебе. Эх, хват! вот Бог убей меня на этом месте, если не высуслил при мне кухоль мало не с твою голову, и хоть бы раз поморщился.
– Что ж ты, кум, так не уважил такого славного парубка?
– Вот, как видишь, – продолжал Черевик, оборотясь к Грицьку, – наказал бог, видно, за то, что провинился перед тобою. Прости, добрый человек! Ей-Богу, рад бы был сделать все для тебя… Но что прикажешь? В старухе дьявол сидит!
– Я не злопамятен, Солопий. Если хочешь, я освобожу тебя! – Тут он мигнул хлопцам, и те же самые, которые сторожили его, кинулись развязывать. – За то и ты делай, как нужно: свадьбу! – да и попируем так, чтобы целый год болели ноги от гопака.
– Добре! от добре! – сказал Солопий, хлопнув руками. – Да мне