мне замазали и…
– Что-нибудь кололи?
– А как же! Ещё сказали: посиди полчасика в приёмной, пока рассосётся. Ну, я и…
Доктор бросился к компьютеру:
– Так… Укол… От бешенства… Когда, говорите, это случилось?
– Сейчас точно скажу: месяц – май, число – десятое или одиннадцатое. Доктор ещё приговаривал: повезло вам, что сегодня не день Победы. Мы бы не работали. Потом кололи ещё, но сколько – я уже не помню.
– А всё-таки…
– Три… Или четыре… Я особо не отслеживал.
– И как вам кололи? В истории болезни фиксировали?
– Нет. Я просто приходил, меня кололи и я уходил.
– Дружочек, да разве так можно? Всё надо было записывать: когда, во сколько… Тут всё важно, до минуты. Теперь пойди, разберись: собака виновата в вашем омоложении или медикаменты… Или и то, и другое сразу… Совокупность факторов, так сказать… И как мы теперь узнаем полученную дозу? Придётся экспериментировать.
Начали прощаться:
– Доктор, а ничего, что я… это самое… помолодел?
– Что вы, голубчик, молодость ещё никому не вредила. Я записал ваш адрес и телефон, буду держать с вами связь. Мы с вами такое устроим! Весь мир будет у наших ног! Вам хочется, чтобы мир был у ваших ног?
– Знаете, это так неожиданно. А пенсии меня, часом, не лишат? У меня ведь дача есть – старенькая. От родителей осталась. Работы на ней – непочатый край. Хотелось привести в порядок.
Доктор смотрел на молодого (или всё-таки пожилого?) мужчину и не верил своим ушам: ему ничего не надо! Ни славы, ни почестей… Везёт же людям!
Арбуз и капуста
Они лежали рядом, бок о бок – большой полосатый арбуз и зеленоватая капуста. Как они оказались вместе – непонятно. Он – такой гладкий, круглый, готовый лопнуть от переполняющей его водянистой мякоти и она – вся из бесчисленных слоёв тонких листьев, готовая распушиться, как только представится подходящий случай. И если с его стороны время от времени доносилось довольное потрескивание, то с её – лёгкий шелест ажурной конструкции, составляющей её беспокойную сущность.
«Что ж ты такой… неповоротливый?» – думала она, искоса поглядывая на тяжёлый плод, возлежащий подле. «Шевельнулся бы хоть… Для приличия… Нельзя же быть таким бревном… И не один день, а, почитай, месяц уже… Лучше б рядом со мной морковка какая-нибудь выросла, или петрушка. Всё веселей было бы. И ведь в этой туше семян до чёрта! Так и пропадут семена-то, бестолочь! Ну скажи, какой от тебя толк? Ни витаминов, ни калорий… Удобрений – и тех не дождёшься… И зачем ты живёшь, ради чего? Только место занимаешь!»
В его голове, несмотря на кажущуюся окаменелость, тоже бродили кое-какие мысли. Понимал: спутница его не слишком длинной жизни давно на взводе. Но что он мог поделать? Это чёртово солнце не оставляет ни малейших шансов на физическую активность. Наполнение внутренности идёт такими темпами, что того и гляди лопнешь без всякого постороннего воздействия. Какое уж тут шевеление! Дожить бы до заката солнца,