с явным удовольствием репетирует свою проповедь, найдя благодарного слушателя в лице младшего брата, делясь своими озарениями во время пребывания в монастыре.
– Господь неведомыми путями открывает человеку его призвание и приводит к предназначенной ему Проведением деятельности. Veritas! – Доминик томно прикрывает глаза, вознося руки к небу в характерном жесте молящегося. – Святой Доминик понимал, что истина, как и милосердие, есть высшая милость.
Он переводит взгляд с небес на землю и на выдохе продолжает:
– С тех пор учеба стала для меня, в доминиканской семье, по-настоящему религиозным обрядом. Нет истинного слова без молчаливого размышления о Слове Божьем, воплощенном в Писании, традиции Церкви и истории людей.
Известняковая пыль на старомодных ботинках Мишеля и сандалиях на босу ногу Доминика, убаюкивающее шуршание мелких камешков от их мерных шагов располагают к подобного рода беседам.
– Совместная жизнь есть ни что иное, как исполненная любви жизнь целой семьи, доведенная до высокой степени совершенства. Живущие этой жизнью и действительно выполняющие ее требования должны проникнуться духом братства, бедности, терпения и самоотречения, которые являются сутью христианства.
Пыль на сандалиях Доминика все еще удерживает внимание Мишеля.
– Проповедь – это действие. Во-первых, она заключается в стремлении к лучшему пониманию того, что происходит в мире. Затем проповедь – это встреча с современным человеком: молодым или старым, здоровым телом или больным, в церкви и за ее пределами…
Доминик, одержимый мыслью, пойманной им за хвост, внезапно останавливается:
– Проповедовать – это любить бедных и разделять эту любовь друг в друге.
Потеряв из вида пыльные сандалии Доминика, Мишель оборачивается и завороженно смотрит на брата, искренне восторгаясь:
– Меня так поражает добровольная бедность в Святом Доминике! При знатном происхождении, он сумел презреть положение в обществе и богатство.
Поправив на переносице очки с двойными диоптриями, Доминик еще больше приковывает внимание Мишеля:
– Меня вдохновляет его разлука с родиной, когда он нес свет истины чуждым ему народам. Это его величайшая апостольская жертва… Моя душа молила у неба и земли только великого дела, которому она могла бы служить со всей преданностью, на какую только способна. Моя душа жаждет только одного – самопожертвования! – заключает он, сорвавшись на фальцет при взятии пуа дорг.
– Мишель! Сын мой, подойди ко мне… Мне нужно с тобой поговорить. Металлическое звучание материнского голоса ставит точку в страстной речи Доминика – сороки в парке начинают трещать наперебой.
Посреди фонтана – античная скульптурная композиция. Из пасти змеи, обвивающей жезл Меркурия, струится вода с журчанием, звук которого доминирует над всеми звуками фамильного парка.
– Доминик, ступай… Он тебя догонит, – вторит ему голос матери.
Доминик