изучает себя как феномен. Поэтому ее автобиография кажется частью истории XIX века. Она – продукт науки и отсутствия веры в Бога; она – явление Духа Времени349. Во всяком случае, она так считает и старается этому соответствовать, что весьма любопытно. У нее необузданный поток мыслей. В отличие от позера Уолтера Рэлея350, ее гораздо больше интересуют факты и правда, чем то, что шокирует людей и что не должен говорить профессор. Похоже, Томлин не придет, а Л. в Стейнсе351, так что я попробую немного почитать.
Во вторник 13 апреля Вулфы отправились на поезде в город Бландфорд в Дорсете и на автомобиле добрались до гостиницы Тальбот-Инн в Юэрн-Минстере, где провели пять ночей. На обратном пути 18 апреля они доехали на автобусе до Борнмута352, а оттуда на поезде вернулись домой через вокзал Ватерлоо.
18 апреля, воскресенье.
(Это написано)
Это написано, но, очевидно, не всерьез, а для того, чтобы опробовать перо, я полагаю. А сегодня уже 30 апреля [пятница], последний день дождливого ветреного месяца, если не считать внезапной летней жары на Пасху, когда мы открыли все двери и впустили тепло внутрь; солнце, я полагаю, светит всегда, но часто за облаками. Я ничего не рассказала об Юэрн-Минстере. А мне теперь интересно, что я запомнила. Крэнборн-Чейз353: низкорослые вековые деревья, редкие, не сгруппированные дополнительными посадками; анемоны, синие колокольчики, фиалки – все бледные, разрозненные, блеклые, безжизненные, ибо солнца почти нет. Затем долина Блэкмор: огромный воздушный купол над распростертыми внизу полями; солнце то светит, то исчезает; короткие проливные дожди, словно струящаяся с неба вуаль; возвышающиеся холмы, очень сильно изрезанные (если так можно сказать) выступами, так что они кажутся ребристыми и шершавыми; потом надпись в церкви «искал покой и нашел его» и вопрос «кто же писал такие высокопарные эпитафии?»; удивительная чистота деревни Юэрн, ее счастье и благополучие заставляли меня задавать вопросы, вместо того чтобы отпускать колкости, как нам того хотелось. Но это нормально, так и должно быть; потом чай со сливками, а еще я помню горячие ванны; мое новое кожаное пальто; Шафтсбери354, такой низкий и куда менее величественный, чем я себе представляла; поездку в Борнмут, и собаку, и даму за скалой, и вид на Свонедж355, и возвращение домой.
А потом наступил кошмар: Нелли решила уйти; я была тверда и в то же время опустошена. Во вторник она остановила меня на лестнице и сказала: «Мэм, пожалуйста, позвольте извиниться?». В этот раз мы были настолько решительны и убеждены в ее намерениях, что я написала целых 6 писем. Однако, поварихи не явились, а я так погрузилась в «вопрос прислуги», что была ужасно рада, когда Нелли решила остаться. Отныне я клянусь больше никогда и ни за что ей не верить. «Я слишком люблю вас, чтобы быть счастливой с кем-то еще», – сказала она. Это, пожалуй, лучший комплимент, который я когда-либо получала. Но мысли мои беспорядочны.