Похоже, он совершенно не зависит от них; предпочитать много думать; любит описывать людей, а не вести абстрактные разговоры; например, полковник Лоуренс477 проехал со сломанной рукой, «держа ее вот так», от Линкольна до дома Харди, а потом стоял у двери и прислушивался, на месте ли хозяева.
– Надеюсь, он не покончит с собой, – задумчиво произнесла миссис Харди, все еще склонившись над чайными чашками и уныло глядя на них. – Он часто говорит подобные вещи, хотя никогда напрямую. Но у него синяки под глазами, и он называет себя “Шоу в армии”. Никто не должен знать, где он находится. Но это попало в газеты.
– Он обещал мне отказаться от полетов, – сказал Харди.
– Мой муж не любит все, что связано с высотой, – сказала миссис Харди.
С этого момента мы начали поглядывать на старинные напольные часы в углу. Мы начали прощаться и признались, что приехали только на день. Я забыла упомянуть, что Харди предложил Л. разбавленный виски, и это поразило меня, ведь он, как хозяин, знает толк в приеме гостей, причем во всех отношениях.
Итак, мы встали и расписались в гостевой книге миссис Харди, а мистер Харди взял мой экземпляр «Маленьких насмешек жизни» и быстро подписал; вместо «Woolf» он написал «Wolff», что, рискну предположить, вызвало у него некоторое беспокойство. Потом снова прибежал Уэссекс. Я спросила, может ли Харди погладить его. Он наклонился и по-хозяйски погладил пса. Уэссекс тяжело дышал.
Я не нашла в Харди ни намека на уважение к редакторам или званиям – лишь предельную простоту; что меня поразило, так это его свобода, легкость и жизненная сила. Он казался невероятно «выдающимся викторианцем», который все делает одним мановением руки (у него самые обыкновенные маленькие морщинистые руки), не придает большого значения литературе, но в высшей степени интересуется фактами и событиями; и почему-то представляешь себе, как он естественным образом погружается в воображение и творчество, не задумываясь о том, насколько это трудно или важно, но становясь одержимым и живущим в воображении. Миссис Харди сунула ему в руки старую серую шляпу, и он чуть ли не вприпрыжку провожал нас до дороги. «Что это?» – спросила я, указав на покрытую деревьями верхушку холма напротив, ибо их дом находится за городом, на открытой местности (с покатыми массивными холмами, увенчанными маленькими коронами из деревьев, спереди и сзади). И он с интересом ответил: «Это город Уэймут. По вечерам мы видим огни – не сами огни, а их отражение». И вот мы ушли, а он побежал обратно.
Еще я спросила Харди, можно ли посмотреть на портрет Тэсс, который описывал мне Морган. Тогда он подвел меня к ужасающей гравюре c картины Геркомера478, изображающей Тэсс, которая входит в комнату. «Примерно так я ее себе представлял», – сказал он. Я ответила, что, по моим сведениям, у него есть сама картина. «Это выдумка», – ответил Харди. – Раньше я время от времени встречал людей, похожих на нее».
Еще миссис Харди спросила меня: «Вы знакомы с Олдосом Хаксли?». Я ответила, что знакома. Они читали его книгу, которая показалась им «очень умной», но Харди