характер: спокойный по жизни, даже медлительный, он тяжел на подъем, но если дело затрагивает его работу, то становится самым беспощадным перфекционистом. Может, как раз потому, что он так уперт в своем деле, легче воспринимает все остальное, чтобы оставаться в здравом уме.
В комнате дочери пахло сексом. Кровать не разобрана, только смято покрывало. Сморщив нос, я открыла створки окна, чтобы немного проветрить. К счастью, это окно ее комнаты выходило на другую сторону дома, так что с озера моих действий не могли увидеть. А за домом – густой лесок с соснами, елями и березами. И тропа, скрытая в пышной зелени. От исходной застройки остался лишь едва заметный теперь старый сарай.
Вокруг озера Плэсид и соседнего с ним озера Саранак изначально строились модные курорты. Как упомянул Майкл, для богачей, бежавших от городского смога дышать чистым горным воздухом в надежде не умереть от туберкулеза. И многие выжили. Они проводили месяцы – а то и годы, – спасаясь от смерти на просторных верандах, закутавшись в пледы и натянув на головы вязаные шапки.
И никто не смог остановить поток отдыхающих, привлеченных шансом возвратить здоровье, не жертвуя привычной им роскошью. Опытные местные охотники и рыболовы стали проводниками для богачей, заводили горожан в лесные дали, готовили форель на кострах и, перебирая струны банджо или гитар, рассказывали им байки о «заповедных северных краях». Народ понастроил здесь бревенчатые дома, украшая их оленьими головами, чучелами черных медведей и красочными коврами, сотканными вручную коренными американцами. Обзавелся соответствующим охотничьим реквизитом типа трофейных корзин, снегоступов и ружей с черным порохом. А назвали эти поселения «Большими стоянками».
Когда мы купили этот участок земли, на ней находилась одна из тех самых пришедших в упадок «Больших стоянок». Пол подсчитал, что ее восстановление обойдется нам дороже, чем снос и строительство нового, более современного дома. Он наслаждался сложностью проектирования собственного жилища.
Сумка с вещами Майкла стояла на полу спальни около шкафа. Центральная молния была застегнута, но боковой карман, куда Джони сунула обратно дневник, приоткрылся. Присев рядом с сумкой на корточки и представив себя отчасти собирающим улики детективом из телесериала, я приоткрыла карман пошире с помощью захваченной снизу ручки. Ежедневник в кожаном переплете оказался на месте. Ручка мне пока не понадобилась. Оглянувшись через плечо на дверь спальни, я вытащила дневник, развязала веревочку и открыла его. Затаив дыхание, пролистала первые пару страниц, улавливая лишь обрывки фраз и даты. Я намеренно старалась просто найти нужные сведения, не вникая в смысл всего написанного. Майкл заслуживает права на личную жизнь, хотя я сразу автоматически оценила его почерк – крупный, массивный, избыточный, – как и то, что записи делались и черными, и синими чернилами, и даже карандашом.
Пролистав дневник до последней заполненной странички, я обнаружила, что Майкл успел исписать примерно две трети блокнота. Похоже,