известная нам благодаря Фердинанду де Соссюру и апеллирующей к нему семиотике коллизия между общим языком и индивидуальной речью, кодом и сообщением, то есть, иными словами, между готовым потенциальным форматом и актуальной информацией. Кроме того, ведь мы имеем дело не с одним языком, а со множеством языков, которые разделяют целые народы. В библейском мифе о вавилонском столпотворении описывается ситуация непонимания в рамках одного языка, когда Господь смешивает язык строителей так, «чтобы один не понимал речи другого» (Бытие 11, 7). «Смешанная» речь теряет свою членораздельность. Но в этом же мифе непонимание возникает и как следствие рассеяния людей «по всей земле» (11, 8), то есть превращения одного народа во множество народов, а единого языка – во множество разрозненных языков.
Сама встреча с чем-то чужим, странным, непонятным требует посредничества. Обратимся к примерам. Прежде всего это уже упоминавшийся Гермес, посредник между небом и землёй, между бессмертными богами и смертными людьми. Далее, культ священной тайны, сокровенности сущего ставит в положение посредников жрецов. Прорицатели – тоже посредники между сакральным (тайным, скрытым) и профанным (явным, открытым) измерениями жизни, о чём мы ещё будем говорить в связи с фигурой оракула.
Вспомним стихотворение Пушкина «Пророк». Здесь тоже, как и в приведённых стихах Тютчева, во-первых, возникает тема косноязычия, то есть непригодности языка для выражения истины: «грех» языка заключается в том, что он «и празднословный, и лукавый…», то есть пустой и лживый. Во-вторых, пророк есть не кто иной, как посредник между Богом и людьми: «Исполнись волею моей», – взывает «бога глас». Конечно, не только поэт оказывается в зоне встречи личного и сверхличного начал, но и любой человек находится на границе между косноязычием твари и творческим словом: «… Нам, из ничтожества вызванным творчества словом тревожным, / Жизнь для волненья дана», – говорит лирический герой стихотворения Баратынского «Мудрецу».
Один из самых известных примеров такого пограничного положения и необходимости посредничества между небом и землёй – библейский Моисей. Господь возложил на него миссию вывести народ из Египта. Поэтому Моисей оказывается не только посредником между Богом и людьми, но и проводником из земли скорби в землю обетования, «где течёт молоко и мёд» (Исход 3, 17). Важно заметить, что Моисей жалуется на своё косноязычие, поэтому Господь делает его брата Аарона «устами» Моисея, но при этом обещает быть при устах самого Моисея (Исход 4, 15). Мы видим здесь усложнение ситуации посредничества. В чём смысл косноязычия пророка? Эта деталь подчёркивает то, что он несёт людям не своё личное мнение, а истину, которая больше одного человека, не принадлежит ему самому, а главное – не является плодом красноречия.
Не кто иные, как посредники, суть апостолы Иисуса, миссия которых – евангелие, то есть благая весть. Причём не простая её передача, а индивидуальная версия. Ведь нет евангелия как такового, но есть персонифицированные «вести»: от Матфея, Луки, Марка,