как-то странно посмотрел на Олега, вздохнул и вместо ответа стал отряхивать его залепленную грязью одежду.
– Гляди, как ты здорово вывалялся. Настоящий колхозник в разгаре работы в авгиевых конюшнях.
– Ой, да. Как же я теперь пойду. Я весь в г… не.
– Ну и что? На твоих «танковых чехлах» этого г… на не видать. Совпадает с общим фоном. Пошли, я уже утомился бродить по этим трущобам.
– Тебе хорошо. Ты сухой. А я весь мокрый, липкий. С меня, наверное, в прихожей капать будет. Вот позор-то…
– Ничего, перетерпишь. В армии, что ли, не служил?
– Ну и не служил…
– Да я и без тебя знаю.
– Все-то ты знаешь. Но я же не виноват, что из нашего института не берут.
– Виновен, виновен и еще раз виновен, – Алешин рассмеялся, – ты был просто обязан уйти в армию сам и добиться, чтобы за тобой сорвались все остальные, включая девочек, профессорский состав, бабушек-гардеробщиц и дедушек-вахтеров. Тебе нет оправдания.
– Ты что, серьезно?
– Конечно. Вот мои дети, слушатели Нахимовского училища…
– Э-э…
– Секундочку. – Денис протиснулся между дурно пахнущими мусорными баками и оказался в гулкой подворотне. Под ногами заскользили гнилые корки сентябрьских арбузов.
Козырев догнал его, поскользнулся на вязкой склизе, поморщился и зажал пальцами нос:
– Я что-то тебя никак не пойму…
Денис схватил Олега за ремешок сумки, заглянул в лицо, слабо освещенное горевшими во дворе окнами:
– Да что с тобой? Ты реагируешь как дерево на любой юмор, сложнее анекдота про Штирлица: «Штирлиц выстрелил в упор – упор упал». Ты что, неравнодушен к этой даме, к которой мы держим путь?
– Очень даже равнодушен. Ни разу ее не вспомнил, пока шли…
– Ну и хорошо, не дуйся, брат!
– Мы разве братья?
– Вот зануда! – Денис досадливо взмахнул руками. – Все люди по Адаму и Еве братья и сестры. И мы тоже. Уловил? Ну ладно, баста «кози», как говорят жители Чукотки, что в переводе с итальянского означает «хватит». Хватит, значит, занудствовать. Пришли, что ли?
– Угу…
Они быстро пересекли двор и начали подниматься по выщербленным, протертым ступенькам.
В подъезде оказалось абсолютно темно, хоть глаз выколи. В воздухе витали запахи плесени и густой пыли. Олег чихал и вполголоса чертыхался на свою мокрую одежду. Денис медленно переставлял ноги, ощущая, как от кончиков пальцев ползет к голове и ширится тяжелая, покалывающая малюсенькими иголочками «волна». Через мгновение у него в висках упруго застучал пульс.
– Опять усиливается… – прошептал он.
– Что ты шепчешь? Что усиливается? – Олег дернул Дениса за рукав.
– Ничего… – Алешин в раздумье остановился у одной из дверей, обшитой грубым дерматином.
– Вот в этой квартире вчера сдохла собака, – неожиданно прошептал он.
– Тьфу ты! – Козырев раздраженно плюнул себе под ноги. Денис же весь напрягся, остановился, загоняя