Надежда Тэффи

Моя летопись


Скачать книгу

со службы? Зачем вы такая злая? Отчего вы не захотели ну хоть приискать для него другое место? А еще в одной вашей пьесе бедный коммивояжер остался в дураках. Ведь ему же это неприятно. Зачем же так делать? Неужели вы не можете все это как-нибудь поправить? Почему?

      – Не знаю… Не могу… Это не от меня зависит…

      Но она так жалобно просила меня, и губы у нее так дрожали, и такая она была трогательная, что я обещала написать отдельную сказку, в которой соединю всех мною обиженных и в рассказах, и в пьесах и вознагражу всех.

      – Чудесно! – сказала актриса. – Вот это будет рай!

      И она поцеловала меня.

      – Но боюсь одного, – остановила я ее. – Боюсь, что наш рай никого не утешит, потому что все почувствуют, что мы его выдумали, и не поверят нам…

      Ну вот – утром едем на вокзал.

      Гуськин с вечера бегал от меня к Аверченке, от Аверченки к его импресарио, от импресарио к артистам, лез по ошибке в чужие квартиры, звонил не в те телефоны и в семь часов утра влетел ко мне запаренный, хрипящий, как опоенная лошадь. Взглянул и безнадежно махнул рукой.

      – Ну конечно. Новое дело. Опоздали на вокзал!

      – Быть не может! Который же час?

      – Семь часов, десятый. Поезд в десять. Все кончено.

      Гуськину дали кусок сахару, и он понемногу успокоился, грызя это попугайное угощение.

      Внизу загудел присланный ангелом-хранителем автомобиль.

      Чудесное осеннее утро. Незабываемое. Голубое, с золотыми куполами – там, наверху. Внизу – серое, тяжелое, с остановившимися в глубокой тоске глазами. Красноармейцы гонят группу арестованных… Высокий старик в бобровой шапке несет узелок в бабьем кумачовом платочке… Старая дама в солдатской шинели смотрит на нас через бирюзовый лорнет… Очередь у молочной лавки, в окне которой выставлены сапоги…

      «Прощай, Москва, милая. Ненадолго. Всего на месяц. Через месяц вернусь. Через месяц. А что потом будет, об этом думать нельзя»[22].

      – Когда идешь по канату, – рассказывал мне один акробат, – никогда не следует думать, что можешь упасть. Наоборот. Нужно верить, что все удастся, и непременно напевать.

      Веселый мотив из «Сильвы» со словами потрясающего идиотизма звенит в ушах:

      Любовь-злодейка,

      Любовь-индейка,

      Любовь из всех мужчин

      Наделала слепых…

      Какая лошадь сочинила это либретто?..

      У дверей вокзала ждет Гуськин и гигант-комиссар, переставший жить умом (с ударением на «у»).

      «Москва, милая, прощай. Через месяц увидимся».

      С тех пор прошло десять лет…

      3

      Началось наше путешествие довольно гладко.

      Ехали в вагоне второго класса, каждый на своем месте, не под скамейкой и не в сетке для багажа, а как вообще пассажирам сидеть полагается.

      Антрепренер мой, псевдоним Гуськин, волновался – почему поезд долго не отходит, а когда отошел – стал уверять, что отошел преждевременно.

      – И это недобрый знак! Еще увидите, что будет.

      Вид