как я.
– Таким как ты?
– Ну, да. Мобильным универсальным скаутским автономным транспортам. Это так в документации говориться, если переводить дословно.
– МУСАТ, – произнес я.
– Что? – в мальчишеском голосе слышалось недоумение.
– Я буду звать тебя Муся, – ответил я, – и голос тебе придется поменять на девчоночий.
– Ну ладно, – ответила Муся, послушно сменив голос, – хотя почти все наблюдатели выбирают голоса мужского пола. Из тех, кто вообще активирует голосовой интерфейс.
– Ты много знаешь про других наблюдателей, – вздохнул я, перевернувшись на бок, – надо попросить тебя рассказать подробнее…
– Только общие данные. Нам дают их в обезличенном виде. Я довольно долго ждала назначение, так что времени было более, чем достаточно.
– Ладно, – сказал я, чувствуя, как наливаются неподъемной тяжестью веки, – выключи свет, пожалуйста. Завтра еще поговорим.
Я проснулся от яркого света и долго глядел в потолок, пытаясь понять, где нахожусь. Куда делась моя комната? Мой стол? События вчерашнего дня путались с тревожным сном, сбивая с толку.
Судорожно вздохнув, я сел на кровати.
Обычно мы с мамой пересекались по утрам. Иногда я специально вставал пораньше, чтобы приготовить ей кофе в турке. Она благодарила меня, и уходила на работу или по своим делам.
И вот я осознал – что больше этих утренних чашек кофе не будет.
Ужаснулся своему вчерашнему решению.
Ей ведь, наверно, уже сообщили о случившемся…
Какого фига я поперся в горы? Можно было хотя бы… тут я запнулся. Хотя бы что? Явиться к ней в таком виде и сказать, что я никуда не делся? Это было бы не только глупо, но и жестоко.
Интересно, она плакала вчера? Почему-то мне вдруг стало важно это узнать. И надо проследить, чтобы Лена все выполнила! Тогда у мамы будут хорошие деньги, чтобы начать жизнь заново. Она ведь правда об этом мечтала. Говорила об этом не часто – но прорывалось иногда, искренне так…
Мне бы хотелось, чтобы она не сильно из-за меня переживала. Было бы здорово увидеть, что у нее все в порядке. Почему-то я был уверен, что так и будет. Мама начнет новую жизнь. Все у нее будет хорошо.
Но на сердце почему-то было как-то… странно. Будто давило что-то. Неприятное чувство.
Я почистил зубы (все необходимое в санузле, конечно же, было), умылся, надел термобелье и перебрался за руль.
Мы стояли на узком карнизе, среди исполинских заснеженных вершин. Солнце подсвечивало ледники нежно-розовым; это было невероятно красиво. В другое время я бы застыл на какое-то время, просто любуясь волшебным моментом. Но сейчас это буйство прекрасного не вызывало у меня ничего, кроме раздражения.
– Муся… – позвал я, удивляясь, каким сухим и скрипучим стал мой голос, – полетели домой.
Девчоночий голос грустно вздохнул. Потом сказал:
– Тоша, я теперь твой дом…
– Тоша? – рассердился я, – какого фига?
– Извини, я думала, тебе приятно будет.
– Меня