глянул в глаза, обреченно выдохнул и продолжил – надоело в России, тошнит уже от быдла…
– Не старайся – ответил премьер – Я вот что думаю, тебя народу отдать или обычным судом судить, а?
– Ты чё мразина опух что ли быдло ссученное? – в полумраке показалось, что Жедырев покраснел – Ты сука хоть понимаешь с кем связался? Тебя через пару дней за ноги подвесят в этой комнатушке! Сдохнешь падла и никто тебя не вспомнит! Сучонок… А ну развяжи!
В комнате никто даже не дернулся. Увидев это, он еще больше расходился:
– Что мля уставились! Фашисты гребаные! Связали человека и теперь можно над ним издеваться? – он, наконец, рассмотрел, кто перед ним – Так ты этот же… е-мое, новый премьер, как тебя там!… Ах ты гнида продажная, думаешь, всех в кулак взял? Скоро наши тебя сожрут, косточки свиньям скормят, будешь молить отпустить тебя, а хрен тебе, мразь – он снова заерзал на стуле. Глаза его были выпучены.
– Нет, – спокойно сказал премьер с озадаченным видом – нет, в суд ты не попадешь… вы такие законы под себя написали, что туда ты точно не попадешь… Иначе условный срок только получишь… Сколько вас таких уже гуляет на воле, пора уже вами заняться. Знаешь, мы, наверное, запрем тебя на твоей же даче да пустим слух о твоих гуляниях да подвигах. Милиции отдам приказ не вмешиваться. Вот посмотрим, кто будет вверх ногами висеть.
– Слушай, – Жедырев почуял неладное. Все еще не веря происходящему, он, тяжело дыша, озирался по сторонам – я тебе евриков дам, долларов, несколько лямов, отпусти, ну? Ты же, небось, ненаворовался еще, а тут и делать ничего не надо, ты вроде как чистый получаешься, ну?
– Я не продажная тварь, в отличие от тебя…
– Кто! Я продажная тварь? Что же тогда детей маленьких продают, а? Ты, небось, сука копейку с этого имеешь? – слюни Жедырева летели во все стороны – Мля, скотина, да у нас все продажные, и ты сука в первую очередь… Бери гнида деньги и пошли вместе с девками гулять, тебе видать незнакомо это…
– Семерочку ему – резко прервал премьер. Наступила тяжелая тишина. Краем глаза Жедырев заметил, как одна фигура напряглась.
– Какая семерочка – глядя на фигуру и тяжело дыша, опустившимся голосом сказал Жедырев – ты чё гонишь…
– Это эмоции – сказал из угла спокойный женский голос. Премьер отвернулся к окну. Через минуту он ответил:
– Завтра в восемь! Нет, в семь… времени мало… Здесь! Этим же составом. Этого тоже сюда – он развернулся и пошел к выходу. Жедырев зачем-то кинул ему в спину:
– Доживи еще до завтра, падла… Эй, мляди, дайте закурить…
Всю ночь премьер занимался работой. Немного поспав, утром он вместе с Ольгой приехал в тот же дом. Осень задержалась и навевала уныние, зима никак не приходила. В начале восьмого утра было темно. Войдя, они увидели в полумраке Жедырева, также сидящего на стуле со связанными сзади руками, и фигуру в углу комнаты. Жедырев посмотрел на вновь прибывших и усмехнулся, пробормотав что-то себе под нос.
– Проспался? – на ходу бросил