скулеж не прекращался, он ввинчивался в мозг раскаленным ржавым шурупом, отдавался эхом в черепной коробке, и скоро мне стало казаться, что скулит не один голос, а два… три… шесть…
Я не выдержала и дернулась, издав, к собственному изумлению, такой же скулеж. Это чего?!
Прямо перед моим лицом какой-то зверь сложил мохнатые толстые лапки, вооруженные нехилыми когтями. Лапы дергались, скребли когтищами по полу, да так, что на камнях оставались следы.
Едрить-колотить! А если эта зверюга меня царапнет?!
Я шарахнулась прочь и взвизгнула – во-первых, двигаться действительно оказалось больно, а во-вторых…
А во-вторых, это были мои лапы. И мое тело – приземистое, довольно упитанное и покрытое жестковато-косматой шерстью двух цветов – тускло-коричневой на лапах, боках и животе и грязно-белой на спине.
Как я про белую спину догадалась, если даже голову повернуть больно? А я хорошо помню, как тут корчилась, а теперь вижу на выщербинах пола белую шерсть, выдранную с корнем. И пахнет эта шерсть мной.
В целом я напоминала звериную пародию на шоколадный кекс, покрытый сверху глазурью. И чтоб мне лопнуть, если я не догадываюсь, какой зверь так выглядит!
Игрушка, та чертова странная игрушка, которую нам подсунула белобрысая сучка. Выбор зверя, да? Может, я не просто так оцарапалась до крови?!
Да нет, ну дурдом какой-то, Точка! Ты же не веришь во всю эту фигню с гаданиями, экстрасенсами, магией, оборотнями…
Угу, и именно поэтому сидишь сейчас толстенькой мохнатой попой на полу в клетке. Выбрала медоеда? Распишитесь и получите.
Рядом кто-то снова заскулил, и я, кряхтя и повизгивая от боли, с трудом поднялась на короткие лапки. Доковыляла до решетки и вгляделась в темноту. Хм… а медоед видит в темноте, или он дневное животное? У себя-то под носом я различала без труда, а вот вдаль… Ага… Видит.
Почти всю соседнюю клетку занимала не темнота, а чья-то здоровенная мохнатая задница. Если не ошибаюсь… пахнет медведем. А откуда я знаю, как пахнет медведь?!
С трудом просунув сквозь очень частую решетку кончик лапы, я поскребла эту задницу когтями и быстро отдернула конечность обратно. Мне, понятно, надо узнать, куда делись из клетки девки, и откуда взялся медведь, но не настолько, чтобы жертвовать частью тела.
Задница дернулась, взревела и с трудом развернулась ко мне… хм, мордой. Жалобной такой медвежьей мордой, на которой было нарисовано до дрожи узнаваемое Тахино плаксивое выражение.
– А где Гюрза?! – спросила я, совершенно обалдев, и только потом офигела еще больше – как я это сделала?! Не звериной же пастью?!
И тем не менее, Таха ответила. Прямо в моей голове ее всхлипывающий голос произнес:
– Тут где-то. Она маленькая и колючая. И я ее, кажется, раздавииииилааааа!
– Жопу свою не растопыривай на всю вселенную, не буду колоться, – откуда-то из-за мохнатой туши отозвалась Гюрза, а я выдохнула с облегчением. – Не раздавила, но попыталась.
Послышалось тихое шкрябание и по медвежьей туше вскарабкалось… вскарабкалась…