индигова пляска —
За то, что тот парень был в мире один —
Дега, – и была его краска,
И были балетные девки его,
Субретки, рабочие клячи,
Кормившие черствой галетой его! —
Все знавшие, что он там прячет
На холстиках драных, где светит пастель,
Где масло саргассами льется:
Их Вечность!.. Да, Вечность!..
Не смех. Не постель.
Не сердце, что кражей упьется
Подружкиной брошки. Не пляс во хмелю.
А зеркало, в коем – пред Богом…
…«Как юбки я синие эти люблю», —
Шепнула темно и убого.
Муж руку мою взял в горячий кулак
И стиснул до боли, как птицу.
И так руки сжав, мы дрожали, как флаг,
Что по ветру плачет, струится —
Затем, что одна опостылая жизнь,
Балетка, козявка, Козетта, —
Затем, что ты веришь в бессмертье, дрожишь,
А Бог покарает за это.
Ренуар
Должно быть, так…
…мы, обнявшись, сидим,
Ты в черной шляпе, в перьях страусиных,
Я – в алом бархате; на лбу горит рубин,
Как будто ягода калины;
И отражаемся в высоких зеркалах,
И обнимаем мы друг друга…
Неужто мы с тобой уйдем во прах,
Уйдем в рокочущую вьюгу?!..
Нет, нет, не так…
…Спадает тряпок соль.
Марс в зеркале плывет остылом.
Боль есть любовь. Переплетенье воль —
Хочу, чтоб я тебя любила.
Перловицы грудей, и клювами – соски…
Я – мир живой, животный, зверий, птичий…
И – зимородки глаз моей тоски,
Моей души простой, синичьей…
Я – голая, и я перед тобой,
И я – волна реки, и чайки,
Рябь золотая, пот над верхнею губой,
Купальщица в веселой синей майке,
В штанишках полосатых, – о Господь,
Ты видишь, – я река, и я пылаю
На Солнце!.. – так живот пылает, плоть
Горит: от леса и холмов – до краю…
И, золотая, – рождена такой! —
И, розовая, нежная, речная,
Вся – липов цвет,
вся – испуская зной,
Тебе – дареная, тебе – родная,
Я краскою под кисть твою ложусь,
И плавлюсь, и плыву, и плачу,
И так, не высохла пока, за зрак держусь,
За твой – без дна!.. – зрачок горячий…
Курбэ. Ателье художника
Я собаку ощерившуюся пишу:
Вон язык ее до полу виснет.
Я кистями и красками судьбы вершу:
Вот крестины, а вот уже – выстрел.
Вот у края могилы глазетовый гроб,
И священник, одышлив, весь в белом,
Вырастает над осенью, зимний сугроб,
Отпевает погасшее тело.
Как на грех, снова голоден… Кость бы погрызть,
Похлебать суп гороховый – с луком…
Я брюхатую бабу пишу: не корысть!
И про деньги – ни словом,