лицом в подушку.
Схенкельман со всем его скарбом и осликом
Утренний свет пробивался сквозь щели в стенах: просачивался вдоль ставен и через дыру в прогнившей доске. Янис стоял у двери. Ждал и прислушивался: вовсю щебечут птицы, в курятнике кудахчут куры, а чуть поодаль журчит, пробегая по своему скалистому руслу, ручеек. Ничего необычного, всё как всегда. Но есть и еще кое-что. Янис поднес ухо к самой двери. Во дворе горит костер – слышно, как потрескивают дрова. А теперь и дым от костра долетел, а с ним запах жареного мяса. А вдруг это Фрид – вернулся и сидит себе, жарит кролика! Янис положил руку на засов. Да, но Фрид никогда не разводит костер так близко к хижине. А сегодня что же? А сегодня развел! Потому и плывет запах жареного изо всех щелей. Янис отодвинул железную пластину.
В этот момент Схенкельман запел во всю глотку и жутко фальшиво:
Надо пряжи или лент?
Тростника сплести корзину?
Или сена для стога?
Или гуся для гусыни?
Или чмокнуть кой-куда?
Во дворе был не Фрид, Янис мог бы и сам догадаться. Разве Схенкельман не говорил, что будет ждать? Ну, он и поет: вот, мол, я. Попробуй меня прогони.
Надо хлопка или льна?
Нужен короб для зерна?
Надо хвороста для печки?
Иль барана для овечки?
Или чмокнуть кой-куда?
Да-да-да-да-да-да-да!
Посреди «да-да» Янис услышал, как кричит ослик. Ух ты, настоящий ослик! Просто голова кружится от всего нового. Можно больше не притворяться, что его тут нет, Схенкельману известно, что это не так. К тому же Схенкельман называл его ночью «мальцом» – получается, знает, что Янис не такой уж большой и сильный. А вот Янис про Схенкельмана не знает ничего. Схенкельман может оказаться ниже, чем Фрид, или выше, толще или тоньше, такой же старый, как Фрид, или гораздо моложе.
Да-да-да-да-да-да-да!
Любопытство – мать всех бед. Но что же делать, если вот, в двух шагах от хижины, со своими носками и шнурками, куртками и платьями или, может быть, шапками сидит какой-то Схенкельман? Со всем своим скарбом и осликом!
Или чмокнуть кой-куда-а-а?
Лока на своем половике поскуливала, ей не терпелось выйти. Янис приоткрыл дверь, так чтобы в случае чего сразу можно было захлопнуть. Лока выскочила во двор. Янис смотрел ей вслед: вот она резво пробежала мимо Схенкельмана в угол двора, сделала свои дела и, гавкнув, потрусила обратно.
– Ого, – сказал Схенкельман, – какая страшная псина.
Он был моложе и тщедушнее Фрида. Вроде не больной. Нос на месте и пальцы тоже. Янис не мог оторвать от него взгляд. Надо же: человек. Другой человек, не Фрид.
Лока подошла к Схенкельману и обнюхала его. Хвост заходил туда-сюда.
– Пшла! – отмахнулся Схенкельман.
Лока легла на землю и перевернулась на спину. Схенкельман похлопал ее по брюху.
Янис тихонько отворил дверь пошире. И шагнул вперед.
Схенкельман остался сидеть, как сидел.
– Ты хорошая псина? – спросил он у Локи. – Да, вижу,