меня всегда с ним были сложные отношения, но рукопожатия на Мау не водилось, пришлось следовать традиции.
Между тем яхта преодолела большую часть разделявшего ее и остров пространства, сбросила ход и готовилась к швартовке. Было видно, что на острове царила не вполне ясная суета, на верхушке скалы никого не было, куда-то исчезли сопровождавшие Первую скелле, прислуга, занимавшаяся оформлением и угождавшая публике, столпилась на дальнем спуске с утеса, и, похоже, что ее более интересовало нечто скрытое от наших глаз, чем прибытие тех, ради кого все и затеивалось.
– А как вы сюда попали? – естественный с учетом обстоятельств вопрос задал ребенок.
– Прыгнули, сынок, – я потрепал его по волосам.
– Как прыгнули? – он, понятно, не унимался.
– Сейчас увидишь.
Ана услышала мои слова, обернулась и кивнула согласно, надо было срочно разбираться с происходящим во Внуково, пардон, на острове, поцеловала озадаченного сына:
– Мама ненадолго. Вы тут швартуйтесь пока, а мы с папой прогуляемся.
Сам крякнул, но ничего не сказал, сын замер озадаченный, остальные на палубе, похоже, вообще не понимали, что происходит и откуда мы появились. Представляю, какой успех ждет вечером матроса, первым заметившего нас, – дружеское внимание и потоки орешка.
Эрсамвэл была лучшей на университетском курсе. Ее дар был слаб и требовал от носительницы изрядных усилий и концентрации, чтобы реализовать воздействие, зато она была почти избавлена от жестокого мучительного тренинга, который приходилось переносить ее поголовно более способным подругам. Почти обычная – так иногда снисходительно отзывались о ней воспитатели в интернате. Знали бы они, какими достоинствами это обернется. Не всегда хирургу необходима пила или топор, зачастую более эффективен крохотный электрод или луч лазера. Эрсамвэл великолепно владела искусством воздействия именно такими и даже намного более тонкими инструментами. Результат – за ней буквально охотились кафедры нейробиологии, микрохирургии и офтальмологии. Ее больная рана – слабый дар – обильно поливалась лечебным настоем из удовлетворенного честолюбия и заинтересованного внимания окружающих.
После университета за ней началась охота иного рода. Она была сверхвостребована и ценилась за редкость дара как настоящий уникум. Очередь из клиентов порой вырастала до года. Нечего и говорить, что при таком внимании она весьма комфортно устроилась в новых условиях существования Ордена, когда был навсегда отринут строгий монашеский устав старых правительниц. Будущее рисовалось все более праздничным.
Шло время, суета и слухи, связанные с ожидаемым возвращением почти легендарной маути Аны, неожиданно стали раздражать. Старая рана, давно залеченная и, казалось, забытая, ныла. Все эти ахи и охи, все эти восторженные воспоминания о темнокожей аристократке, подогреваемые тем, что почти вся верхушка Ордена теперь состояла из ее старых подруг, бесили. Древние легенды, заветы богов, память Катастрофы нежданно обретали плоть и зримое ощущение