я продолжала работать по инерции, ощущая в душе разрастающуюся пустоту.
Все окончательно перевернул в моей голове даже не случай: жизненное наблюдение. Обычно я ездила на работу и обратно на своей машине. Невзирая на дорожные заторы, которые я все чаще называла созвучным словом, напоминающем о кишечной непроходимости. Будучи управляющей, я вполне могла иногда позволить себе "застрять в пробке". Зато комфорт был постоянным спутником моих поездок на работу и обратно.
Вот это и не давало мне никогда открыть глаза. Внешнее благополучие, едва слышно урчащий мотор, тепло салона и лёгкая успокаивающая музыка – всё это ослепляло, оглушало, внушая уверенность, что жизнь удалась. Как сказала бабушка? Слепые котята? Да, наверное, в моём случае так и было.
В один из будничных дней моя машина решила проявить характер: не завелась и вообще одарила меня презрительным молчанием. Чертыхнувшись, я вызвала такси и долетела до работы в считанные минуты, без особых проблем. А вот обратно… После окончания рабочего дня, я посмотрела в окно на улицу и внезапно, повинуясь непонятному порыву, решила добраться до дома на автобусе. Благо, было ещё светло, на дворе только появился, вышагивая хулиганской походкой, зажав в зубах дымящую сигарету, дерзкий рыжий сентябрь.
Неспешно, прогулочным шагом я добралась до остановки. Остановилась в ожидании своего автобуса. И именно здесь, среди толпы разномастного народа остро испытала свое одиночество и собственную ненужность. Шагни я сейчас под колеса несущихся машин – и никто на этом свете не зарыдает, да что там, даже не вспомнит обо мне со светлой грустью. Разве что на работе печально покачают головами. Немного поахают. Демонстративно промокнут платком слёзы. А на следующий день забудут. Как будто и не было меня.
Домой я вернулась с изменившимся мировоззрением. За какие-то полчаса мое сознание было перелопачено, вскинуто с ног на голову, разрушив привычный уклад вещей. Именно тогда и пришло взбалмошное, казалось бы, решение: бросить всё и уехать в деревню. Немного пожить там, а может, и остаться. Привести в порядок душу и мысли.
На следующий день я пришла в свой кабинет, написала заявление об увольнении и отправилась к Видергольду.
– Смотри, Эльвира Талгатовна! Зря уходишь! Работник ты хороший, по всем показателям вы другим фору даёте. Может, поговорим о повышении зарплаты? Ты, ведь у нас почти Набиуллина! Гениальная татарочка! – с сожалением произнёс Герман Генрихович, утирая пот со лба и толстых щёк.
Я вздохнула, терпеливо ожидая, когда его размашистая подпись ляжет на мое заявление. Видергольд, в свою очередь, смотрел на меня, полагая, что именно это мне и нужно. Побольше денег.
– Смотрю, Герман Генрихович. Зарплату повышать не надо. Мне очень нужно именно увольнение, – смиренно ответила я. Потом подумала и зачем-то добавила. – Я башкирка.
– К конкурентам уходишь? – недобро покосился директор.
Как такому рассказать о том, как смерть старушки что-то перевернула в душе, о философии и начале