наклонился, взял из одного венка цветок, видимо на память, ничего мне не сказал и пошел мимо меня обратно, прямо к трамваю. Я двинулась за ним, вытирая подступившие к глазам слезы. Пошли, Боже, моему Петру Игнатьевичу блаженное успение!
Леонид Петрович был молчаливым, но, судя по всему, не бесчувственным. По его просьбе мы еще раз съездили на могилу, и он там сидел долго на каком-то ящике и думал, низко опустив голову.
Он задержался еще на несколько дней: оформлял какие-то справки в связи со смертью отца. Мария Константиновна была благодарна ему за это. Когда мы ужинали или пили чай вместе, то сидели молча. Мне было это странно: почему он ничего не спросит о своем отце? Каким он останется у него в памяти?
Однажды вечером хозяйка позвала меня в кабинет, где в любимом кресле профессора уже сидел Леонид Петрович. Я почувствовала, что предстоит какой-то разговор. Она начала с того, что со смертью мужа многое изменилось в ее жизни и ей приходится подстраиваться под сегодняшние обстоятельства. Она, скорее всего, не сможет жить в такой большой и дорогой квартире и будет вынуждена искать подешевле, а мебель продаст. У меня уже глаза были полны слез от нехорошего предчувствия, когда она сказала, что и прислугу содержать и оплачивать уже не сможет. А это значит, что нам надо будет расстаться. И у меня, и у нее из глаз потекли слезы: мы ведь в эти последние трагические дни думали о многом, но мысль о том, что мы можем и должны расстаться, даже не приходила никому из нас в голову. Я спросила тихо:
– Матушка Мария Константиновна, а куда же мне тогда идти? Я ведь назад, в деревню, ехать не хочу. Совсем не хочу!
Тут Леонид Петрович, сидевший до этого тихо и только наблюдавший за нами, подал голос:
– Вот для того, Лиза, мы все здесь и сидим, чтобы обсудить этот вопрос. Мария Константиновна охарактеризовала тебя как покладистую и умелую помощницу по дому. Я как раз ищу себе в семью такую девушку, и ты бы мне подошла. Но это в Москве. Что ты об этом думаешь?
У меня всё поплыло в голове, я не могла переварить это сразу: то я оказываюсь без жилья и зарплаты, прощаюсь с любимой хозяйкой, то меня зовут служить в семью в Москву. Я сидела в растерянности. Он, видимо, по-другому истолковал мое молчание и продолжил:
– Можешь не волноваться, зарплату я тебе оставлю ту же и отпуск тоже сохраню. Мы живем с женой и двумя детьми. Мы с женой работаем много, сын учится в школе, а вот дочка Люся болеет, у нее эпилепсия, и нужен присмотр. Ей четыре года.
Я всё еще молчала, пытаясь осознать сказанное, а Леонид Петрович продолжил:
– Если ты согласишься, то уже завтра или послезавтра мы сядем на поезд и поедем. Билеты оплачу. Ты познакомишься с моей семьей, попробуешь пожить у нас, а если не приживешься, то я куплю тебе билет домой и посажу на поезд.
Я перевела взгляд на барыню, и та мне улыбнулась глазами, полными слез, ободряюще.
– Я думаю, что это хороший вариант для тебя, Лиза. Где ты сейчас найдешь работу или службу? А тут, по крайней мере, мы знаем, что ты попадешь