следующий день её словно подменили. Девочка выглядела измождённой, убитой неведомым недугом.
Осмотревший её врач патологий не обнаружил, но поместил Ирочку в карантин.
Геннадию Васильевичу как старшему вожатому отряда, пришлось посетить больную.
Девочка, увидев его, отвернулась, закрылась с головой одеялом.
– Что случилось, егоза? Тебя не узнать, пупс. Давай поговорим… серьёзно… как друзья.
– Не о чем мне с вами разговаривать.
– Это ещё почему?
– Я всё… всё-всё видела.
– Не пойму, о чём речь.
– О тебе, о твоей противной Лизке! Там… ночью. Видела, как ты шарил у неё запазухой, как целовал.
– Подглядывала. Но это моя личная… понимаешь, малыш, это обычная взрослая жизнь. Тебя она не должна касаться. И вообще… почему я должен перед тобой оправдываться!
– Потому, что я люблю тебя, Геночка!
– Ты! Это же смешно, деточка. Мне двадцать один год. Тебе тринадцать. Если бы я только подумать посмел о любви к тебе… это уже можно расценивать как преступление. Считаешь, что моё место в тюрьме? Такую судьбу ты для меня придумала!
– Поцелуй меня. Пожалуйста. Один единственный разочек.
– Нет, нет и нет! Исключено. Разве что в лобик, чтобы проверить – температура у тебя или воспаление хитрости.
– Почему… Лизка вкуснее! Или потому, что у меня титек нет?
– Не Лизка, а Елизавета Максимовна. Она взрослая, а ты… ты несмышлённый ребёнок.
– Ну и что! Я тоже скоро вырасту.
– Но не сейчас. К тому времени подрастёт мужчина твоей мечты. Ты его обязательно встретишь. Влюбишься. Всему своё время. Не торопись стать взрослой. Это совсем не так здорово, как кажется. Я бы, например, с удовольствием вернулся в счастливое детство.
– Я не ребёнок!
– Хорошо, в беззаботную юность.
– Так верни… тесь. Представьте себе, что мы ровесники. Поговорим как друзья.
– Это можно.
– Тогда на “ты”. Я могла бы тебе понравиться?
– Несомненно. Любая девочка имеет шанс стать любимой.
– Представь, что я призналась тебе в пылких чувствах, в том, что жизнь без тебя – мучение.
– Допустим. Как версию для расследования непростой ситуации.
– Что чувствуешь? Только честно.
– Наверно неловкость. Так ведь неправильно. Признаваться, сделать первый шаг, если речь действительно о любви, должен мужчина.
– Вот… логично, даже правильно. Так признавайся же.
– Мне не нравится эта игра. Если настаиваешь – давай договоримся иначе: не я вернусь в детство, а ты… сначала подрастёшь. Я подожду, пока тебе исполнится восемнадцать лет. Если не передумаешь – вернёмся к этому непростому разговору. И прекращай хандрить. Ты ничем не болеешь.
– Обещаешь! Точно не обманешь?
– Ну… не знаю. Постараюсь оправдать твоё безграничное доверие.
– Поклянись.
– Чтоб мне… самую страшную кару на повинную