помочь. Может, матрос надеется доплыть до берега?
– … Штефан? – донесся настойчивый голос чародея.
– Да? – он наконец отвернулся от матроса.
– Ты слышал, что я тебе сказал?
Герр Виндлишгрец держал что-то вроде небольшого черного рюкзака и очки с двумя длинными съемными окулярами.
– Нет, простите… нет.
– Ты наденешь эти очки и будешь сидеть рядом со мной. Когда за тобой придут… не говори никому о том, что увидишь. Там, в рюкзаке… ты слышишь меня, Штефан?!
– Да, – тихо ответил он, отворачиваясь от упавшего с мачты экрана.
– В рюкзаке черная пластина. Как для фотокамеры. Никому не отдавай ни рюкзак, ни очки. Попробуй проявить запись, у меня в каюте была инструкция, но туда сейчас… неважно. Это очень, очень ценная вещь, Штефан, ты понял? Не пытайся ее продать и Спящим заклинаю, не потеряй. Ты когда-нибудь поймешь, что это и насколько… пожалуйста, – невпопад беспомощно закончил он.
– И что это такое? – угрюмо спросил Штефан.
– Это? Искусство, – слабо улыбнулся чародей.
А потом он надел на него очки и долго возился с ремешком, чтобы они не соскальзывали у Штефана с головы. Мир потемнел и сузился до двух дымчато-золотых линз, но остался таким же уродливым, мокрым и окровавленным. Что-то едва заметно кольнуло над локтем. Штефан ждал, что чародей еще что-нибудь скажет, он молчал.
Несколько минут Штефан стоял, глядя на матроса, который наконец-то смог подтянуться и теперь с трудом переваливался за борт. Раздался облегченный стон, за ним шорох и глухой всплеск, с которым что-то тяжелое уходит под воду.
В воздухе стоял настолько густой металлический запах, что казалось, он царапает ноздри. Запахи крови, раскаленных механизмов и соли сливались в один, тошнотворно-ржавый и приторный.
Наконец, Штефан повернулся к чародею. Он сидел, мечтательно уставившись куда-то вдаль и улыбался. Лицо у него было застывшим, а взгляд медленно гас под затягивающим глаза стеклом.
– Герр Виндлишгрец? Герр Виндлишгрец?.. – тихо позвал Штефан.
Чародей не отзывался.
Хаос вокруг постепенно утихал. Никто уже не кричал, только несколько человек тихо стонали. Снизу никто не стучал – видимо, оставшиеся в каютах умерли. Двигатель затих, из разломов на палубе валил дым. Экраны больше не искрили.
Было очень холодно. Штефан чувствовал нехороший, злой озноб отступающего шока. Мысль о том, что родители погибли и сам он тоже может умереть, все еще не доходила, несмотря на последнюю помощь герра Виндлишгреца. Шмыгнув носом, Штефан сел на холодную мокрую палубу и прижался к мертвому чародею. Стало немного теплее. Дурацкие очки мешали, но он почему-то не решался их снять.
Штефан сидел, медленно согреваясь крадеными у остывающего тела остатками тепла и смотрел на палубу. Понемногу становилось светлее – наверное, показалось солнце.
Свет становился все ярче. Штефан ошеломленно наблюдал, как с палубы исчезают кровь и вода, как затягиваются разломы. Он видел, как медленно встают люди – живые, в чистых мундирах.