провожать, то считается его, пусть даже между ними дело не дошло и до поцелуя. И в случае чего, парень может спросить ответ.
Чем ближе Алексей подходил к Насте, тем проще и ясней становилось в его голове. Конечно, нельзя тянуть. Он свободен, исключен из училища, может ехать на все четыре стороны. Надо брать девушку, рубить концы и начинать вместе с ней новую жизнь. Таких не теряют. Таких находят на счастье.
Настя сидела на скамье, как бы не замечая приближения Алексея. Все ее тело сжало спазмом напряжения. И в тоже время, где-то внутри, в самой ее женской сути она чувствовала непомерную слабость. Этот парень мог бы взять ее на руки и унести, куда ему заблагорассудится, и она не сделала бы ни одного движения. Только закрыла бы глаза, чтобы ничего не видеть, и приникла бы к его груди.
– Здравствуйте, – хриплым от волнения голосом сказал Алексей. – Я знаю, Вас Настей кличут, слышал, как вчера Вас подруги называли. А я Алексей, Алексей Булай, бывший студент. Сейчас вольный человек. Можно ли присесть рядом с Вами?
– От чего ж, садитесь, – ответила она, не глядя на него. Алексей присел и хотел было, соблюдая правила поведения слободы, завести разговор о том, о сем и ни о чем, чтобы немножко сгладить первые моменты напряженности, найти нужную струну. Но, видно, не для слободских правил появился он на белый свет. Помолчав немного, он сказал тихим голосом:
– Настенька, посмотри мне в глаза.
Настя пришла, когда солнце уже садилось за окаем Заволжья. Алексей подивился ее легкой походке и удивительному блеску улыбки, которой она одарила его, приближаясь.
Они взялись за руки, спустились к Волге и пошли вдоль воды.
Оказалось, что любовь не знает условностей. Оказалось, что ничего не надо объяснять. Они говорили так, как будто знали друг друга с детства и им предстояло только уточнить несколько деталей. Леша диву давался тому такту и уму, который Настя проявляла в разговоре. Она могла мягко и убедительно настаивать на своем, а потом вдруг менять линию, во всем соглашаться с Алексеем, и это у нее получалось так славно, так гармонично, что его невольно обуревало ощущение счастливой удачи.
Те бытовые вопросы, которые еще вчера были для него скучны, противны, нежелательны, вдруг обрели новое счастливое и интересное содержание.
Во-первых, куда ехать, во-вторых, как зарабатывать на жизнь?
Ведь теперь на нем забота о нежной и красивой женщине, которой надо создать достойные условия. А что у него есть?
Есть у него последний денежный перевод в сто рублей от отца Гаврилы Яковлевича, который еще не знает об исключении из училища. Перевод, воистину, последний. Больше на родителя полагаться не стоит.
Есть еще справка об обучении в нижегородском инженерно-техническом училище по ведомству железных дорог в течение трех с половиной лет. Путейским инженером с такой бумажкой можно устроиться только где-нибудь в Туркестане. А в местах поближе к родине – разве что путейским техником. Но и это было бы неплохо. Семью можно прокормить. Вот и все.