разговор:
– Вы думаете купить их за пачку сигарет? Это не выйдет.
Молодой парень из осажденных, с обвязанной грязной тряпкой пораненной головой, бормочет негромко:
– Нам все равно, кто нас расстреляет, – что это правительство, что то.
Сержант повысил голос:
– Это неправда! Это ложь! Правительство не расстреливает солдат-мятежников, которые добровольно складывают оружие. Мы наказываем только вожаков, фашистских зачинщиков. Вас обманывают! Солдаты, образумьтесь! Схватите ваших тюремщиков и выйдите из Алькасара! Мы давно разгромили бы вас и уничтожили, если бы не наши жены и дети, которых вы держите заложниками. Но поверьте: еще день-два – и терпение наше кончится. Если мы пожертвуем жизнью дорогих нам существ, поймите, как ужасна будет расправа с вами.
Кто-то из мятежников крикнул истерически:
– Зачем это все? Зачем разрушать Испанию?
Все дружинники хором, наперебой отозвались:
– Кто же её разрушает? Это вы, паскуды, её разрушаете, негодяи, собаки вы этакие!
Началась перебранка, стороны разошлись, не стреляя.
Ровно в полдень каноник вышел через пролом стены, опять с поднятым кулаком, только вместо распятия он держал кончиками пальцев конверт. С ним шел фашистский офицер, они встретились с представителями республиканцев, и дальше каноник зашагал уже среди большой толпы дружинников. Он вошел в штаб Барсело, в здание почты, – там началось заседание. Через двадцать минут поп вышел и уехал в автомобиле в Мадрид.
Я спросил у гражданского губернатора, потного и важного молодого человека, что дали переговоры.
– Пока ничего особо существенного.
– А письмо? Это были условия мятежников?
– Это было частное письмо, от полковника Москардо своей жене.
– От Москардо, командира мятежников? Его жена здесь? В Толедо?
– Она в Мадриде.
– В тюрьме?
– На свободе, в санатории. Вас это удивляет?
– Письмо будет передано?
– Конечно.
– Это что, галантность?
Он посмотрел долгим, пронзительным взглядом.
– Это великодушие.
– А они в это время морят голодом и пытают жен и детей толедских граждан и прикрываются их телами от снарядов и бомб!
Он продолжал смотреть пронзительно и с оттенком торжественной невменяемости.
– Да, а они в это время морят голодом и пытают жен и детей толедских граждан и прикрываются их телами от снарядов и бомб. И посмотрим, кто победит. Вы в Испании, синьор, вы в стране Дон-Кихота.
Толпа вокруг почты рассеялась, пушка опять начала палить по замку – раз в три минуты, из четырех снарядов один разрывается. Мы завтракали с солдатами в старом монастыре Санта-Крус, превращенном в музей, а теперь из музея в казарму и осадный блокгауз. На дубовых подставках стояли могильные плиты с еврейскими письменами. Журналисты французы судачили о смысле и значении сказанных мне гражданским губернатором