.

без внимания этот пример нгомбванского снобизма, Аллейн заметил, что способностями посол, видимо, обладал немалыми, раз сумел достичь столь высокого положения. Громобой уступчиво махнул рукой и заявил, что его продвижению способствовали общие тенденции развития страны.

      – Враги у него были?

      – Рори, дорогой мой, в зарождающейся нации, такой, как наша, у каждого, кто состоит при власти, имеются враги. Впрочем, никого определенного я назвать не могу.

      – Его очень беспокоила твоя безопасность во время визита, – сказал Аллейн, на что Громобой прореагировал не совсем понятно:

      – Да? Ты так считаешь?

      – Да. Он звонил мне и Гибсону в среднем по два раза на дню.

      – Вот тоска-то, – в лучшей школьной манере произнес Громобой.

      – Особенно его волновал концерт в саду и гаснущий свет. Как, собственно, и нас.

      – Он вечно суетился по пустякам, – развел ручищами Громобой.

      – Однако, черт побери, у него, как теперь выяснилось, были на то основания.

      Громобой поджал крупные губы так, что они стали походить на две тутовые ягоды, и приподнял брови.

      – Да, пожалуй.

      – Как-никак его убили.

      – Тоже верно, – признал Громобой.

      Никто не сравнится с негром в умении придать себе скучающий вид. Веки Громобоя почти сомкнулись, оставив приметными лишь две узенькие прорези, в которых сквозили белки глаз, губы обвисли, голова склонилась на грудь. Казалось, все тело его поникло. По всему было видно, что Громобой томится, и Аллейн, помнивший эту его манеру по прежним годам, сказал:

      – Ну бог с ним, не буду отнимать у тебя время. Нам все же нужно прояснить две вещи: во‐первых, ты примешь помощника комиссара, когда он приедет?

      – Разумеется, – не открывая глаз, пророкотал Громобой.

      – И во‐вторых. Ты по-прежнему не возражаешь против работы уголовной полиции внутри посольства или предпочитаешь, чтобы мы убрались отсюда? Решать, разумеется, вашему превосходительству, но мы были бы рады услышать что-то определенное.

      Громобой открыл чуть налитые кровью глаза и прямо взглянул в лицо Аллейна.

      – Оставайтесь, – сказал он.

      В дверь негромко стукнули, вошел Гибсон – большой, бледный, явно готовый к тому, что придется оправдываться.

      – Я прошу прощения, сэр, – обратился он к президенту. – Приехал полковник Синклер, помощник комиссара. Он надеется, что вы его примете.

      Громобой, не взглянув на Гибсона, распорядился:

      – Скажите моему конюшему, пусть проводит его сюда.

      Аллейн направился к двери. Он успел заметить поданный ему Гибсоном знак – обнаружилось что-то новое и, видимо, важное.

      – Не уходи, Рори, – попросил Громобой.

      – Боюсь, что придется, – ответил Аллейн.

      В коридоре его поджидал мистер Уипплстоун, взволнованно теребящий галстук.

      – Что такое? – чуть склонился к нему Аллейн.

      – Оно, может, и не важно, – начал Гибсон. – Я тут побеседовал с человеком «Костара», который