лет десять-пятнадцать тому назад вы пережили тяжёлый развод, – начал я с места в карьер, понимая, к чему клонила Гаранина. – С тех пор вы неоднократно думали о том, что мужчины в принципе неспособны вас понимать. Да что там мужчины – вообще никто не способен понять ваших уникальных душевных проблем! Вы внутренне обособились от окружающих и считали, что проблемы других далеко не так сложны, как ваши собственные. И вместо того, чтобы изучать опыт других людей, вы упорствовали в том, что именно ваши душевные терзания уникальны и неповторимы; что именно вас никогда не поймут и не оценят. И так вы тащили этот негатив с собой десятилетие за десятилетием… И всё же вы, Нина, допускали, что для вас – такой «уникально-проблемной» – непременно найдётся соответствующий по уникальности спаситель! Желательно, мужчина, конечно! Вы верили, что однажды он обязательно к вам придёт – и подберёт ключики к вашей глубокой и сложной душе. И, уверен, вам давно опостылела работа в силовых структурах. Мне кажется, вы бы хотели стать… возможно, министром культуры. Для вас очень важно, как люди чувствуют себя, и что наполняет их внутренний мир. Технические достижения цивилизации никогда не заинтересуют вас настолько же сильно, как психологическое благополучие людей.
После моих слов Гаранина молчала больше минуты. По её глазам я видел, что оказался прав во всём. Её психотип «четвёрки» (по Эннеаграмме) был выражен очень ярко во всех её проявлениях – во взгляде, в интонациях речи… да и вообще в её энергетике, которую я отлично чувствовал.
И я понимал, что возникшую между нами тонкую связь чувствовала и она сама. Сначала ей было даже как-то неловко, но потом… мне кажется, она перестала противиться этому. Даже, скорее, напротив: она стала улавливать то, что чувствовали только мы вдвоём; то, что было недоступно ни следившему за нами – через стекло допросной комнаты – Чернобродову, ни, тем более, пишущей наш разговор видеокамере. Помимо устной беседы следователя с преступником между нами происходило невербальное общение человека с человеком… И если цели стража порядка и его нарушителя были диаметрально противоположными, то на уровне человеческом у нас с Ниной было гораздо больше общего…
В тот момент я вспомнил одну из своих любимых песен – безсмертный хит группы Bon Jovi – Livin’ on a Prayer [13].
Да, это был гимн американской мечте! Молодые парень с девушкой еле-еле сводят концы с концами. Он работает в доках, где давно бастует профсоюз. Она же сутками напролёт трудится в закусочной, чтобы хоть как-то выбраться из бедности. Им обоим тяжело, но у них есть две вещи, которые стоят дороже всех других. Они есть друг у друга… А ещё у них есть молитва! Они не уверены в успехе на все сто: они даже допускают, что в итоге могут и не достичь своей цели… Но они точно знают, что за свою мечту стоит бороться! И это придаёт им сил.
«Take my hand and we’ll make it I swear»
«Возьми меня за руку – и, клянусь, мы сделаем это!»
Взять Нину за руку сейчас я не мог. Но у меня была мечта – не американская, а русская! Я хотел принести Свет Любви не только своему