>
Робот приколист
Пилот межгалактического объединения «Альфа и Омега» – Смит Коралл слыл космическим хулиганом. И при этом считался лучшим в ассоциации. Щедрый на улыбку, с наивными кудряшками на висках, с лицом, прокопчённым чужим солнцем, – он не мог не вызвать у окружающих симпатии. Коллеги называли его «везунчиком», способным, по их выражению: «всегда выходить сухим из воды, не замочив пяток». И в глубине души завидовали ему.
Смиту всё сходило с рук. Однажды, возвращаясь на Землю из трёхгодичной экспедиции по изучению планетарной системы Сириуса, он пристроился в хвост пролетавшей мимо кометы. Это вместо того, чтобы обойти её стороной, как требовала инструкция. Такое неуёмное любопытство могло стоить ему карьеры. Любого другого пилота за подобное самоуправство без промедления отстранили бы от дальнейших полётов и уволили с «волчьим билетом». Но Кораллу и тут повезло! Он не только выкрутился, так ещё и премию отхватил за обнаружение в теле кометы больших запасов ферритовой руды. Ну, не везунчик ли?
Позже, оправдываясь перед руководством компании, он всё свалил… на интуицию. Якобы почуял добычу. Впрочем, аргументов особых не требовалось: члены комиссии знали о редком даре Смита, и знали не понаслышке. А что может быть ценней интуиции в профессии межзвёздного пилота? Да ничего! Даже сейчас, в конце двадцать первого века, эта удивительная способность продолжала оставаться крайне важной, учитывая неизбежные риски в освоении дальнего космоса. Потому, по завершению строительства звездолёта «CONTACT-1» вопрос о пилоте не поднимался. Конечно, кораблём должен управлять «везунчик» Смит. Кто бы сомневался! Доверить звездолёт другому, пусть даже более подкованному, но менее удачливому пилоту было бы неразумно. Слишком высоки были ставки.
***
Межгалактический проект «ДВСЦ-2090» открывал новую эпоху в истории Человечества. Посланцам Земли предстояло подписать договор о взаимовыгодном сотрудничестве с цивилизацией планеты Церсея. Встреча планировалась в открытом космосе, в срединной точке расстояния между планетами. Это позволяло вдвое сократить сроки.
Смита, в отличие от земных властей не волновало время в смысле его протяжённости. Для астронавтов находящихся в анабиозе оно пролетало мгновенно. Не было ощущения его текучести. И неважно, сколько при этом проносилось лет: десять, пятьдесят или сто. Путешественник одномоментно «перешагивал» любой временной отрезок. А минусом метода являлся недополученный опыт, вычлененный из жизненного цикла, проведённого в беспамятстве. Его приходилось потом мучительно навёрстывать, чтобы не отстать от коллег.
Были и другие издержки профессии, но о них Смит старался не вспоминать. Пока он «наматывал» свои парсеки, зарабатывая на хлеб насущный, его единственный сын Макс успел превратиться в дряхлого старика и давно покоился в могиле. Сын не пожелал последовать примеру матери, время от времени впадающей в летаргический сон, в ожидании любимого мужа. Сын и его родители находились в разных временных циклах. Родители замораживали время – отодвигали старость, а сын предпочитал жизнь естественную. А всё потому, что не хотел отстать в развитии от сверстников. А тут ещё подоспевшая любовь… Не тащить же в небытие за собой ещё и невесту, в угоду предкам. Каждый сам в ответе за свою жизнь.
Пережив страшную трагедию – потерю любимого сына – жена Смита решила до времени детей не зачинать. До тех пор, пока муж не оставит работу. И Коралл поклялся, что это будет его последний полёт. И теперь, нежась под тёплым одеялом в своей уютной спальне, он размышлял: «Нет ничего дороже семейного очага. Все эти космические угодия, вместе взятые, не могут заменить простого человеческого счастья».
***
Смит покосился на разметавшуюся в постели жену, погладил её спящие волосы и поплёлся в ванную принимать душ. Он никак не мог привыкнуть к вольной воде, струящейся из лейки, хотя прошло уже более полугода после возвращения на Землю. Там в космосе, в чреве звездолёта, где он провёл большую часть сознательной жизни, такая расточительность была немыслима.
Закончив омовение, Смит помолился и заварил себе кофе. Напиток был натуральный и разительно отличался по вкусу от того тошнотворного суррогата, что синтезировался на каждой кухне, как и все прочие продукты. Пакет растворимого кофе, французский коньяк, а так же банку натуральных бычков в томате он умыкнул на продуктовом складе, когда согласовывал список продуктов для предстоящей экспедиции. Понятно, эти деликатесы предназначались не для простых смертных, но угрызений совести Смит не испытывал. Он готовил презент старому приятелю.
Завершив трапезу, включавшую в себя, помимо «Арабики», поджаристые синтетические гренки, Смит открыл холодильник, достал уведённые из-под носа складского работника яства, и повздыхав, уложил в кейс. К слову сказать, холодильник ему достался в наследство от деда по материнской линии, и сослуживцы, навещавшие Смита, всегда таращились на странный агрегат, пытаясь определить его назначение. Надобность в подобном устройстве давно отпала, но Смит не спешил с ним расставаться.
Наскоро