предложив Цицерону сесть. Сняв плащ, он передал его сыну и опустился на походное ложе. – Я хотел попросить тебя о двух вещах, Цицерон. Во-первых, чтобы ты поддержал меня на выборах консула. Мне сорок четыре года, я подхожу по возрасту, кроме того, это – мой год. Во-вторых, я хочу получить триумф. За то и другое я готов заплатить любую цену. Обычно я настаиваю на том, чтобы человек служил только мне, но раз ты уже принял какие-то обязательства, полагаю, что я готов купить половину тебя. Половина Цицерона, – добавил он, вежливо кивнув, – стоит больше, чем любой другой человек целиком.
– Лестное предложение, император, – ответил Цицерон, пытаясь не выказывать негодования, вызванного намеком Красса. – Благодарю тебя! Значит, ты считаешь, что моего раба купить нельзя, а меня – можно. Разреши обдумать это.
– О чем тут думать? На выборах консула каждый гражданин имеет два голоса. Отдай один мне, а второй – кому захочешь. Сделай только так, чтобы все твои друзья последовали твоему примеру. Скажи им, что Красс никогда не забывает тех, кто ему помог. И, кстати, тех, кто ему помешал, он тоже не забывает.
– И все же мне нужно подумать, – упорствовал Цицерон.
По дружелюбному лицу Красса, словно рябь по гладкой воде, пробежала тень.
– А как насчет моего триумфа?
– Лично я полностью уверен в том, что ты заслужил высшие почести. Но, как тебе известно, триумф присуждается полководцу лишь в том случае, если он сумел раздвинуть границы государства. Недостаточно просто вернуть ранее утраченные земли. Принимая решения, сенат всегда рассматривает прошлые случаи. К примеру, когда Фульвий отбил Капую после ее захвата Ганнибалом, он не получил триумфа.
Цицерон объяснял так, будто был искренне огорчен.
– На все это можно закрыть глаза. Если Помпей претендует на консульство, не соответствуя ни одному из условий, почему я не могу получить хотя бы триумф? Я знаю, тебе неизвестно, как трудно начальствовать над войском, более того, – ядовито добавил Красс, – ты вообще не был на военной службе, но ты должен согласиться с тем, что во всем остальном я подхожу. Я убил пять тысяч врагов в сражениях, мне сопутствовали добрые предзнаменования, легионы провозгласили меня императором, я умиротворил много провинций. Если ты используешь свое влияние в сенате в мою пользу, и ты, и другие сенаторы узнаете, что я умею быть очень щедрым.
Последовало долгое молчание. Я не представлял, как Цицерону удастся выкрутиться.
– Вот твой триумф, император, – неожиданно произнес Цицерон, указывая в сторону Аппиевой дороги. – Вот памятник, достойный такого человека, как ты. До тех пор пока у римлян будут языки, чтобы разговаривать, они будут вспоминать Красса, человека, который распял шесть тысяч рабов, расставив кресты на протяжении трехсот пятидесяти миль, через каждые сто семьдесят шагов. Такого не делал ни один из наших прославленных полководцев – ни Сципион Африканский, ни Помпей, ни Лукулл. – Цицерон взмахнул рукой, словно с пренебрежением отодвигал их в сторону. – Ни одному из них это и в голову