Самарий Израилевич Великовский

В скрещенье лучей. Очерки французской поэзии XIX–XX веков


Скачать книгу

ты взыскуешь?

      Взгляд бессмысленно-туп,

      Перекошена в муке

      Щель искусанных губ…

      Что ж ломаешь ты руки,

      Ты, безвольный, как труп?

      Или нет упованья?

      Не обещан исход?

      И бесцельны скитанья,

      И неверен оплот –

      Долгий опыт страданья?

      Отгони этот сон,

      Плач глухой и натужный, –

      Солнцем день озарен,

      Ждать нельзя и не нужно:

      В небе алый трезвон.

Перевод Э. Линецкой[30]

      Но и в тех – преобладающих у Верлена – случаях, ког да такого перелома в дурном настроении прямо не происходит, он самой скользящей неназойливостью своего письма, всего касающегося легко и на лету, как бы разряжает, смягчает, заговаривает душевную боль, не дает ей чересчур сгуститься, налиться давящим кошмаром. При всей верленовской трагичности, его природная стихия – задумчивая грусть, а не вязкий ужас, сумрачность, а не мрак, томления, а не терзания:

      Это – желанье, томленье,

      Страсти изнеможенье,

      Шелест и шорох листов,

      Ветра прикосновенье,

      Это в зеленом сплетенье

      Тоненький хор голосов.

      ……………………………

      В поле, подернутом тьмою,

      Это ведь наша с тобою,

      Наша томится душа,

      Старую песню заводит,

      В жалобе робкой исходит,

      Сумраком теплым дыша.

Перевод Э. Линецкой

      И соответственно Верлена влекут к себе текучие, переходные миги, блуждающие отсветы и тени, а не звонкие краски, смазанность, а не нажим рисунка, наброски мельком:

      Средь необозримо

      Унылой равнины

      Снежинки от глины

      Едва отличимы.

      То выглянет бледно

      Под тусклой латунью,

      То канет бесследно

      Во мглу новолунье.

      Обрывками дыма

      Со стертою гранью

      Деревья в тумане

      Проносятся мимо.

Перевод Б. Пастернака

      Здесь все бегло, белесо, зыбко: для смотрящего на ненастье через вагонное стекло смешались пурга и земля, рассеянный свет и тучи, деревья вдоль железнодорожной обочины и клочья паровозного дыма. К Верлену чаще всего неприложимы слова: живописует, высказывается. Он скорее навевает какое-то настроение-впечатление при помощи раз мытого намекающего мазка (что и побудило символистов, пробивавших себе дорогу, когда к нему уже пришло при знание, объявить его одним из основателей своей школы – честь, недвусмысленно им, впрочем, отклоненная).

      Мастерство Верлена, который только слыл наивной «птицей, поющей на ветке», искушено выучкой в кругу парнасцев – к ним он смолоду примыкал, пока не выпестовал собственный голос, вернее, уменье исповедоваться вполголоса. Он музыкален, как никто, пожалуй, из стихотворцев Франции, вплоть до того, что смягченное,