сгорело. И сам дом не испортился и не рухнул.
Кирилл рассудительно, по-взрослому, покачал головой: конечно, он почти ничего не понял, но не желал выглядеть ребенком и еще раз переспрашивать, особенно про пожарных, которых даже воспитательница в детском саду, показывая картинку через диапроектор, называла пожарниками. Конечно, мама в этом отношении для него была куда большим авторитетом, но всё же.
– А где мы будем жить?
– Найдем где, Кирюш, есть одно место.
– А почему мы не переехали обратно в комнату?
– Потому что эта комната, Кирюш, уже не наша. Нам взамен дали с тобой квартиру, а в той комнате, наверное, уже живут другие люди. Да и дом этот скоро снесут, Кирюш, – ответила Лена, поправляя спортивную шапку-петушок, заправляя под нее волосы.
Должно быть, в этой шапке и в зимнем пальто она смотрелась довольно нелепо, но другой подходящей теплой одежды у нее после пожара не осталось. Пожалуй, впервые за всё время, что прошло с момента переезда, казавшегося панацеей от всех трудностей и началом новой жизни, Лена вспомнила о прежнем пристанище. Холодная комната, маленькая кухня, одна на несколько семей, вечная суета вокруг газовых баллонов, заканчивавшихся в самый неподходящий момент, походы в дровяной сарай, закупка этих самых дров. Ругань с соседом, который развешивал на окне своей комнаты сушок и пригонял мух со всей округи. Страх провалиться вниз в уборной, где совсем покосились половицы, с лампочки в двадцать пять ватт свешивалась хлопьями паутина, а деревянное сооружение, лишь габаритами отдаленно напоминавшее унитаз, покачивалось и заставляло периодически хвататься за вбитый в стену длинный гвоздь, на котором обычно, проткнутая посредине, висела газета. Всё это показалось лишь забавными недоразумениями, не способными убить ощущение дома, стабильности, покоя.
– Мам, мне есть хочется, – недовольно пробурчал Кирилл, переводя взгляд на сетку с апельсинами. – Почисть пельсин.
– Не пельсин, а апельсин. Мы ведь недавно поели, – Лена с трудом отогнула манжет и посмотрела на часы. – Хотя уже давно, ты прав. Но всё равно потерпи. Я не буду чистить апельсин в электричке. Мы скоро приедем, доберемся на место, и почищу.
– Так куда мы едем, мам? – не унимался Кирилл, ерзая на жестком, обитом деревянными рейками сиденье электрички. – Мы к дяде Саше едем? Скажи, мам!
– Нет, не к дяде Саше, он в Полярных Зорях живет, Кирюш.
– Тогда куда?
– В деревню, Кирюш, там дом есть. То есть должен быть. Вот мы с тобой сейчас приедем и посмотрим, стоит еще дом или нет.
Кирилл нахмурился и пододвинулся поближе. С серьезным видом затворника он спросил:
– Мам, так ты этот дом видела? Он есть? Как же мы едем, а дома нет.
– Видела, конечно, видела, – Лена нагнулась и затянула потуже узел на одеяле, внутри которого был радиоприемник. – Видела, когда была постарше тебя. В этом доме жили мои бабушка и дедушка, родители моего папы, то есть твои прабабушка и прадедушка. Они давно сделались старенькими и умерли,