большой океанский корабль, который будет носить имя Алексея Коробицина. Скоро корабль спустят на воду, и теплоход “АЛЕКСЕЙ КОРОБИЦИН” уйдет в свой первый рейс. Он станет бороздить морские просторы. А на флагштоке океанского судна будет гордо реять красный советский флаг, под которым боролся Алексей Павлович Коробицин. Для него этот огненный стяг был дороже всего на свете». – Юр. Корольков, 1968 г. (предисловие к книге А. Коробицина «Тайна музея восковых фигур»).
Надо сказать, что, насколько мне известно, такой корабль так в море и не вышел.
Алексей Павлович остался “пропавшим без вести героем”… А зачем ворошить память? Сын А. П. Коробицина уехал в Израйль, друг – Наум Коржавин (Эмка Мандель) – в Америку… (в книге Коробицина его стихи помещены по дружбе…) Да к тому же Коробицин, в прошлом Алекс Оскар Кантор из Буэнос-Айреса, с отчеством Моисеевич, которого родители-коммунисты привезли в Советский Союз, был уже никому не нужен… В январе 1975 г. я воссоединяюсь со своим мужем Лёвушкой Коробициным, которого органы, по просьбе матери, 2-ого профессора кафедры психиатрии в Москве, Виолетты Николаевны Фавориной, упросили “подписать документ о сотрудничестве…” и отправили в Израйль на 9-ть месяцев раньше меня, которую срочно положили в больницу лечить туберкулёз, объяснив, что ситуация с моим здоровьем катастрофическая… “Охранял” меня в больнице от этой болезни и “дружил” со мной плюгавенький коммунист из Перу, которого навещала Ибарурис. Отправив Лёвушку, органы забыли нас развести, так спешили. Оставаясь официальной женой, я имела право на выезд за мужем, для воссоединения… Вот только меня “забыли” ввести в курс дела, связанного с заданием Родины моему мужу, а также взяли с меня положенные деньги за вынужденный насильственный отказ от гражданства. Два билета на самолёт в Тель-Авив (через Вену), мне и дочери, оплатило Голландское посольство…»
Такие последние известия об Алексее Павловиче Коробицине, дошедшие до меня. Но, кажется, люди, долго ходившие по той стороне луны, продолжают жить немного по-другому, чем все люди, уходящие на тот свет. Их след незаметен, как лунная дорожка. Только чудится, что она есть, но есть ли она на самом деле?
Именно такую лунную дорожку я и хотел показать читателю.
4. Как встать вне строя
И днем и ночью кот ученый
Все ходит по цепи кругом;
Идет направо – песнь заводит,
Налево – сказку говорит.
Я знал его так хорошо, что вполне мог бы записать эту историю от первого лица. Но нельзя себе приписывать те события, которые хотя и происходили с твоим вторым Я, но все же не совсем с тобой. Да и вообще, кот может записывать увиденное, но не может участвовать в событиях как человек. Когда он засыпал и я пристраивался на подушке рядом с его головой, то все его мысли и воспоминания прошедшего дня становились мне так понятны, как, наверно, даже сам он не мог осознать. Что мне в Кире всегда нравилось, так это то, что он, как кот, всегда хотел ходить сам по себе. Он всегда говорил, что не хотел бы быть персидским