как могла, но я впервые плакала на похоронах. До этого, когда хоронили бабку, я думала – что за фигня такая, чего все рыдают. Бабка Райка никого не любила и даже в гробу лежала жутко недовольная, зло поджав губы. Бабка Райка была скупа как тот самый рыцарь Пушкина. Хотя даже ему до Райки далеко. А в старости у нее вообще крыша поехала на этой теме. Она ныкала деньги по углам, тут же забывала про свои кладки, а потом подозревала весь мир в тайном сговоре. Меня она кроме как маленькая сволочь и проститутка, вообще ни разу не называла.
– Воры, всюду воры. Бандиты. Ничего нельзя и на минуту оставить, – кряхтела она изо дня в день. Один раз бабулян со всей дури огрела меня по голове половником, потому что я заглянула в кастрюлю с кипящим супом на плите. Очень хотелось есть, но я была за что-то наказана и оставлена без обеда. Может у нее там миллион варился, не знаю, но шишка была огромная и голова болела полдня. Ну и, конечно, в доме Райки я была бандитом номер один. Трах-бах, ваза полетела на пол. Бабка тот же час возникала передо мной как из-под земли, где бы она не находилась. Райка была похожа на черную ворону – длинный, немного крючковатый нос и маленькие глазки-бусинки, злобно следящие за каждым нашим шагом и вздохом. Я до сих пор уверена, что ее голова с седым, небрежно подколотым пучком, могла крутиться на 180 градусов. Вот уж кому точно надо было покрутить башкой на конкурсе Гиннесса, так это ей. Сорвала бы джекпот. Она видела все, каждый наш шорох, любое движение. Я была совсем мелкая, не очень помню детали. Но кажется бабка Райка воспитывала меня как садист-ученый собаку – не слушаешься, жрать не дам. Соседи у нас в той деревне были хорошие, иногда подкармливали меня. Так вот одна из особенно сердобольных тетушек, тетя Зина, часто угощала меня пирожками и рассказывала, что мою Мамзель бабка родила на старости лет, что-то там за сорок ей уже было. Нашла какого-то дальнобойщика и с чисто практической целью заимела от него ребенка – ей нужен был раб, который досматривал бы ее в старости. Но Мамзель видать быстро прочухала, что дело пахнет керосином, и в свои семнадцать послушная Райкина дочь (а жрать захочешь, станешь как шелковая, это я на себе проверила) выкинула фортель. Получив школьный аттестат и золотую медаль, моя Мамзель вприпрыжку сбежала от Райки с молодым водилой грузовика. Этот придурок по случайности пробил колесо неподалёку от их деревни. Таким образом Мамзель, можно сказать, продолжила семейную традицию плодить шоферских детей, чего бабка ей, ясен пень, не простила никогда. По мнению Райки, молодая девушка должна была всю жизнь посвятить себя тому, чтобы стирать бабкины портки и тереть до блеска сковородки. И когда мать вернулась домой уже с приплодом (да, кстати, еще бабка называла меня – Приплод) тут мы с Мамзелью обе влипли по полной.
– Пошла вон, проститутка, – била она меня по рукам с утра до ночи. А один раз захлопнула свой мерзкий, воняющий злобной старостью комод так, что переломала мне пальцы. Мамзель ее боялась до смерти. Я не шучу, реально от райкиного окрика у нее подкашивались