что язык – это еще и возможность человека дать высказаться миру. В первобытную эпоху мир представлялся людям говорящим шумом ветра, плеском воды, шелестом листьев. Мир говорил деревьями, землей, птицами, животными, вещами. Так что человеческий язык – не просто выражение мысли, чувства и желания, язык в этом смысле – это способность человека откликнуться на все голоса многоголосого окружающего мира и придать им «гуманитарное» звучание. Но, чтобы на самом деле осуществилась такая грандиозная разверстка его языковой характерологической сущности, наш вид претерпел мутацию необычайного масштаба – своего рода когнитивный «Большой взрыв» по нескольким направлением, один другого сенсационнее.
В сознании разумного человека с введением божественных категорий разверстался-распялился заодно и весь понятийный космос на «низ» и «верх», «левое» и «правое», земное и сакральное, вышнее и дольнее, большое и малое, важное и несущественное, необходимое и случайное, мужское и женское, порождающее и порождаемое – не перечесть всех парносвязанных мыслительных категорий, занявших свое законное место под непомерно расширившимся черепом неоантропа «аристотелевского» класса.
Величайшая гносеологическая «схизма» ментального синкретизма на «поверхность» и «глубину» окончательно произойдет в культурной истории много позже в связи с началом движения «геокультурных плит». А именно конкретно тогда, когда плита Классики, точнее, классического «бисквита» «кулинарно» приготовленного на кухне религиозного Средневековья, интерпретационно надвинется на плиту Античности, безостаточно переварив в этой вертикализованной «пищевой цепи» новосоздаваемой ноосферы ее первосубстанциальный мифосюжет.
Только совсем недавно биология подошла к изучению длинной-предлинной истории генетической эволюции клетки, этого «краугольного камня» зодческого великолепия земной Биосферы, в то время как взгляд полусемиотизированной гуманитарной науки все еще теряется в непроглядной мгле зообиологической истории, не имея для ее метологического просвещения ни инструментальной оптики, нипринимающей концептуальной платформы, ни хотя бы вдохновляющего оптимизма для орлиного полета отточенной «стрелы познания» в ее глубины.
Поскольку семиотика культуры – это уже наука не о словах, а о более обобщенном материале – знаках и символах, то в «анамнез» последних естественным образом входит суверенный жест. А так как жест является самой древней единицей коммуникации – подобно коммуницирующей клетке в биоорганизме, согласно сантъягской школе, – то таким же естественным образом он должен стать концептуальным обоснованием и конструктивным фундаментом всей коммуникативной системы в целом. Логическая цепочка продолжается тем, что коммуникативная система представляет собой основание языка и культуры, которые порождает мышление, возникающее в створе между природой и разумом. Так что жест – это краеугольный камень всего и вся