Святых Даров, меня в этот же самый момент продолжали мысленно мучить скверные помыслы неверия и сомнения. Оттого моим покаянным слезам не было предела. Даже иеродиакон Ионафан, сослуживший мне, видя меня столь горько плачущим, приписал мне повреждение в уме. Но он, конечно, так думал по своему неведению. Он не знал, что совершается в глубине моей души. Единственным моим утешением и радостью было в свободные минуты раскрывать книгу «Жития святых» и там читать о Нифонте, Кипрском чудотворце, который сам страдал подобными помыслами в течение четырех лет. Пагубные мысли нападали на меня с новой силой под великие и двунадесятые праздники. Под влиянием этого мои нервы были расстроены, мысли уныния и отчаяния преследовали меня всюду. Теряя самообладание, я принужден был прятать от самого себя ножи, вилки, бечевки и всякие другие вещи и орудия, содействующие самоубийству. Недостает у меня слов описать все и слез оплакать ужасы и страдания, вынесенные мной. Были моменты, когда я ночью, бессильный овладеть собой, выскакивал из кельи, шел к собору, бегал вокруг него, плакал навзрыд и не мог дождаться минуты, пока отопрут собор и я смогу у раки преподобного Сергия выплакать свою скорбь и невыносимые тяготы. Вспоминаю я теперь слова подвижников: «Ищи себе старца и руководителя не столько святого, сколько опытного в духовной жизни».
И этот совет мне пришлось испытать прежде всего на самом себе. Когда в своих великих страданиях я обратился к одному духовному ученому лицу и поведал ему свою мысленную скорбь, он выслушал меня и сказал: «Что ты, Господь с тобой, да разве можно допускать такие мысли?» Вышел я от него непонятый им, ни жив ни мертв от безысходной печали. Всю ночь не спал. Утром, едва переставляя ноги, я, по своей обязанности, отправился в живописный класс, а по пути зашел к заведующему живописной мастерской иеромонаху отцу Михею. Он, увидев меня расстроенным, с удивлением воскликнул: «Отец Кронид! Что с тобой? Тебя узнать невозможно! Лицо какое-то особенно страдальческое, исполнено печали, что невольно выдает твои душевные муки. Говори, что с тобой?» Тогда я ему поведал о всех своих внутренних скорбях и мыслях. Он со слезами на глазах выслушал меня и с особым чувством сострадания и христианской любви, как бы сам переживая со мной мои муки, сказал мне: «Успокойся, отец Кронид. Это великая брань, наносимая врагом, бывает со многими людьми. И мы с тобой не первые.
Многие, очень многие страждут ею. Я и сам страдал этой бранью семь лет и дошел до такого состояния, что однажды, придя в Успенский собор к вечерне, от мыслей неверия и богохульства даже не смог там оставаться. Выбежав из храма, я направился в келью своего духовного отца, иеромонаха Авраамия, при этом весь дрожал и сказать ничего не мог. Старец несколько раз спрашивал меня: «Что с тобой, что с тобой, скажи мне?» После обильных слез я только смог вымолвить: «Батюшка, я погибаю!» Тогда старец мне говорит: «Ты ведь не услаждаешься этими мыслями и не соизволяешь на них?